Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Очевидно, что избрание польского принца должно было стать своеобразной платой за прекращение интервенции, сохранение территориальной целостности Русского государства и помощь со стороны Речи Посполитой в борьбе с Лжедмитрием И. Вместе с тем, соглашаясь на этот выбор, «чины» стремились принять целый ряд мер, чтобы ослабить связь своего будущего государя с тем «чужим миром», к которому он принадлежал по рождению. При этом дело не ограничивалось его крещением по православному обряду (что, по мнению русских людей, только и сделало бы возможной его коронацию), он должен был получить русскую жену и держать в своем окружении лишь немногих жителей Речи Посполитой, да и то только православного вероисповедания.

Такая позиция русской стороны поставила гетмана Жолкевского перед серьезными трудностями, которые он попытался обойти, ссылаясь на отсутствие у него полномочий для решения поднятых вопросов. Он предложил русской стороне принять текст февральского договора как документ, уже одобренный королем и сенаторами. Это, в свою очередь, никак не могло устроить русских представителей, так как в тексте этого договора обходились молчанием и вопрос о вере будущего государя, и вопрос о границах Русского государства. Первый день переговоров, по свидетельству Гридича, прошел в спорах о крещении королевича, которые не привели ни к какому результату.

О последующем ходе переговоров информация сохранилась очень скупая. Вплоть до 12 августа все ограничивается сообщением в одном из писем Я. Гридича. По его словам, 10 августа Жолкевского посетило около двухсот человек «детей боярских, купцов, лучших посадских людей», которые хотели выяснить, действительно ли гетман говорил боярам, что «королевич не будет нашей веры» [758] Я. Гридич — Л. Сапеге, 13 августа, под Москвой: Riksarkivet Stockholm. SKS Е 8604 (d. 341). . Это современное событиям сообщение осведомленного наблюдателя представляет большой интерес, так как показывает, в какой обстановке протекали переговоры, с каким напряжением следили за их ходом находившиеся в Москве дворянские отряды и посад.

Гетман, как сообщает Гридич, успокоил пришедших, сказав, что все зависит от решения королевича: «Когда будет государем вашим и привыкнет к вашему богослужению, и ваше к этому челобитье приступит, может, Господь Бог так направит сердце его, что он примет вашу веру». Этот ответ следует рассматривать не только как свидетельство незаурядного дипломатического искусства, проявленного С. Жолкевским в сложной ситуации. Он показывает также, что отрицательная реакция гетмана на предложение о крещении королевича была вызвана иными мотивами, чем аналогичная реакция на это короля Сигизмунда III. Для короля, фанатичного приверженца католической религии, неприемлем был сам переход его сына в чужую «схизматическую» веру. Для Жолкевского, наследника толерантных традиций «золотого века» польской культуры, был, напротив, неприемлем принцип принудительного навязывания кому-либо своей веры. Он считал делом вполне нормальным, что новый русский государь может, руководствуясь политическим интересом или по внутреннему убеждению, принять веру своих подданных, но, по мнению гетмана, это должно было быть его самостоятельным решением, принятым без всякого внешнего давления.

На 12 августа была назначена новая встреча русских представителей с Жолкевским, но она не состоялась из-за нападения войск Лжедмитрия II на Москву. Хотя соглашение с Я. П. Сапегой как будто дало гетману необходимое время для завершения переговоров с московскими «чинами» (лишь 14 августа послы «сапежинцев» были приняты королем под Смоленском) [759] Diariusz drogi… S. 173. , сам факт начавшихся переговоров об избрании Владислава, который было невозможно скрыть, не мог не вызвать сильного беспокойства в польско-литовском войске Лжедмитрия II. Здесь, конечно, понимали, что в случае их успешного завершения с надеждами на щедрое вознаграждение придется окончательно проститься. Гетман С. Жолкевский пытался ослабить возможную угрозу. Как отмечено в дневнике похода Я. П. Сапеги, 9 августа он обратился с письмом к «воровскому» гетману, выражая возмущение «неслыханными условиями» русской стороны и заверяя, что король их не примет и скорее будет искать соглашения с царем Дмитрием [760] Moskwa w rękach polaków. Pamiętniki dowódców i oficerów garnizonu polskiego w Moskwie w latach 1610–1612. Kraków, 1995. S. 331. . Но эти дипломатические уловки не помогли. Уже в ночь с 10 на 11 августа в лагере Лжедмитрия II стал обсуждаться вопрос о том, чтобы «с войском под Москву подойти и город спалить». 11 августа войско Самозванца начало жечь московские слободы, а 12 августа под стенами Москвы развернулось настоящее сражение [761] Ibid. S. 332. . Во время боя под стенами столицы к ее защитникам присоединились находившиеся в лагере Жолкевского русские служилые люди во главе с И. Н. Салтыковым и Г. Л. Валуевым. Это решило исход боя — обратившиеся в бегство войска Лжедмитрия II стали «убегать через Москву-реку вплавь, не ища брода» [762] См. письмо Я. Гридича от 13 августа. . Между коронным и «воровским» гетманами начались неприятные объяснения: «сапежинцы» упрекали Жолкевского в нарушении договоренности [763] Тюменцев И. О . Смута в России… С. 504–505. , однако отступление войск Самозванца от Москвы позволило сторонам возобновить переговоры.

13 августа перебежчики сообщали Я. П. Сапеге, что на следующий день переговоры должны завершиться и население Москвы принесет присягу королевичу Владиславу [764] Moskwa w rękach… S. 332. . Сообщение это явно опережало события, но к 13 августа на переговорах был действительно сделан большой шаг вперед. Произошло это за счет уступок с русской стороны. Как сообщал 13 августа Льву Сапеге Ян Гридич, русские представители, явившиеся к Жолкевскому «с немалой громадой дворян и людей купецких», согласились, поскольку гетман не имеет полномочий, отложить решение вопросов, касающихся крещения королевича и ряда других сюжетов, до будущих переговоров с королем. Это, однако, не устранило всех трудностей. Соглашаясь положить в основу соглашения текст февральского договора, русские представители потребовали дополнить его условием, « aby wor był zniesiony » — конечно, с помощью королевского войска [765] См. письмо Я. Гридича от 13 августа. . Настойчивое выдвижение этого требования было связано не только с расчетами на восстановление традиционного общественного порядка, но и с какими-то волнениями в Москве, ряд указаний на которые обнаруживается в дневнике похода Я. П. Сапеги. Так, здесь отмечено, что 16 августа в лагерь Самозванца вышло до 3.000 «простых людей» ( chłopstwa ), 17 августа перебежчик — «слуга боярский» — сообщал о расположении «мира» к Лжедмитрию II, 20 августа из Москвы снова вышло немало «простых людей» [766] Moskwa w rękach… S. 333–334. . Правда, никакого желания сотрудничать с городскими низами Москвы «сапежинцы» не проявили. Первую партию беглецов «воровской» гетман приказал загнать обратно в город, «чтобы там тесно было», а новую партию «войско разобрало между собой», превратив их, очевидно, в своих слуг. Однако само массовое бегство простых людей в лагерь Лжедмитрия II не могло не беспокоить московские верхи. Возможно, выдвигая такое условие, русская сторона пыталась еще раз побудить Жолкевского к совместным действиям против «вора», но гетман снова не пошел навстречу таким предложениям: поражение Самозванца явно сделало бы русскую сторону менее сговорчивой. Напротив, 15 августа Жолкевский послал «сапежинцам» письмо, заверяя их, что русские служилые люди вступили в бой без его ведома, и выражая надежду, что король примет условия соглашения, предложенные Лжедмитрием II [767] Ibid. S. 333. .