Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Уже в августовском договоре нашло заметное выражение стремление отгородиться от внешнего мира (католического и протестантского) и закрыть русскую территорию для деятельности представителей других христианских конфессий. В рассматриваемом перечне условий установления договора были дополнены обязательством нового государя «позволить боярам и всей земле» карать смертной казнью и конфискацией имущества тех, кто захочет «своим нерозумием от греческой веры отступить до римской».

При составлении договора русская сторона согласилась на приезд в Москву с королевичем «польских и литовских людей», добиваясь только, чтобы им не давали государственных должностей. В анализируемом документе были помещены условия, которые явно ограничивали значение этой уступки: с королевичем должны были приехать «немногие люди» (что мотивировалось разорением страны), и им нельзя было давать поместья «близко границы».

Важная особенность документа состоит в том, что в нем снова идет речь о решении вопросов, которые как будто были уже урегулированы августовским договором. Очевидно, в Москве не было уверенности в том, что польско-литовская сторона будет соблюдать эти установления договора. Так, в нем снова подчеркивалось, что король должен «очистить» все города Московского государства, «как были до нынешней смуты». Особый пункт предусматривал, чтобы король снял осаду Смоленска и «людей бы всех польских и литовских из всего Смоленского уезда приказал вывести». Кроме того, в документе говорилось, что король должен «без выкупа» освободить всех русских пленных, как без выкупа переданы Жолкевскому все польские и литовские пленные, находившиеся в Москве.

Как видно из приведенных выше сообщений Я. Гридича, ряд фигурирующих в документе условий был выдвинут русской стороной уже на первом этапе переговоров. Их включение в специальный, составленный уже после оформления договора документ показывает, что русская сторона продолжала на них настаивать.

При выработке условий соглашения русская сторона настаивала на разрыве своего нового государя с католическим миром, на полном закрытии своей территории для пропаганды католицизма, на сохранении территориальной целостности Русского государства. По всем этим вопросам добиться полного согласия не удалось, они должны были специально рассматриваться на переговорах московских «великих послов» с королем Сигизмундом III под Смоленском. Хотя сразу по заключении договора русские участники переговоров принесли присягу новому государю, на следующий день население Москвы приносило присягу в Успенском соборе [797] См. донесение С. Жолкевского Сигизмунду III от 18/28 августа 1610 г. ( Цветаев Д. В. К истории… № 10. С. 18). , а затем из Москвы стали рассылать грамоты в различные города с предписанием привести и их население к присяге [798] См. грамоты соответствующего содержания — в Пермь от 19 августа, в Казань от 30 августа (ААЭ. Т. 2. № 164, 165). , то, признает ли русское общество королевича Владислава своим новым государем, зависело от того, каких результатов сумеют добиться «великие послы» под Смоленском.

Сразу после составления договора началась подготовка «великого посольства» под Смоленск. Именная роспись участников посольства сохранилась в составе материалов Литовской Метрики [799] Опубликовано в: АЗР. Т. 4. № 182. С. 319; Сб. РИО. Т. 142. С. 182–184. . Как правильно отметил Л. В. Черепнин, посольство, отправленное от имени «всех чинов», и состояло из представителей этих «чинов» [800] Черепнин Л. В . Земские соборы Русского государства в ХVІ–ХVІІ вв. М., 1978. С. 164. . Однако представительство от разных «чинов» было очень неравномерным. Хотя первое место среди «великих послов» принадлежало ростовскому митрополиту Филарету, представителей «духовного чина» в составе посольства было очень мало. Митрополита сопровождали архимандрит Новоспасского монастыря Евфимий, игумен Николо-Угрешского монастыря Иона, протопоп Кирилл из Вознесенского монастыря и келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын. Таким образом, митрополита сопровождали протопоп из кремлевского монастыря, настоятели двух подмосковных обителей и троицкий келарь, представлявший в Москве интересы Троицкой обители. Это заставляет подозревать, что на собраниях в Москве, где вырабатывались и утверждались условия, на которых Владислав мог вступить на русский трон, присутствовали вместе с патриархом и митрополитом Филаретом лишь духовные лица из Москвы и подмосковной округи.

Во главе светской части посольства стояли боярин кн. В. В. Голицын, окольничий кн. Д. И. Мезецкий и думный дворянин В. Б. Сукин, а также думный дьяк Т. И. Луговской. Другие «чины» «двора» были представлены в составе посольства очень скупо — двое московских дворян, трое стольников, двое стряпчих, двое жильцов.

Основную часть посольства составляли «дворяне из городов» — по одному, иногда по два человека от «города» — уездной дворянской корпорации. 42 «дворянина» представляли 32 «города» и новгородские пятины. Так как в состав посольства вошли дети боярские, которые к этому времени находились в Москве, то эти данные дают определенное понятие о размерах дворянских отрядов, находившихся в Москве в то время, когда велись переговоры с Жолкевским. Даже если бы каждый «город» был представлен небольшой группой из нескольких десятков человек, то и тогда следовало бы принять, что в Москве к этому времени находились сотни детей боярских, а хорошо известно, что один отряд смольнян, представленный в составе посольства Андреем Романовичем и Иваном Курб. Уваровыми, насчитывал в своем составе несколько сотен человек. Анализируя состав «городов», представители которых вошли в состав посольства, можно отметить, что в Москве находились дети боярские всего нескольких городов исторического центра Русского государства — Замосковного края, географически наиболее близкого к столице (Дмитров, Ярославль, Кострома, Галич). Напротив, в составе посольства оказались широко представлены дети боярские запада и юго-запада России. На западе это были Ржева-Володимирова, Зубцов, Торопец, Бежецкий Верх, Старица, Вязьма, Дорогобуж. Дети боярские этих уездов, очевидно, подобно смольнянам ушли в Москву после битвы под Клушином, отступая перед королевской армией. Особенно широко были представлены города Заокско-Брянского края — Брянск, Козельск, Волхов, Мещовск, Белев, Серпейск, Алексин, Таруса, Калуга, Воротынск, Лихвин, Карачев, Орел, Мценск. Это были земли вокруг Калуги — столицы Лжедмитрия II. В составе посольства были и дети боярские «городов», занятых войсками Лжедмитрия II во время его похода на Москву, таких как Медынь и Кашира [801] О подчинении этих городов Лжедмитрию II см. в дневнике похода Я. П. Сапеги: Moskwa w rękach polaków. Pamiętniki dowódców i oficerów garnizonu polskiego w Moskwie w latach 1610–1612. Kraków, 1995. S. 322 (запись от 7 июля). S. 328 (запись от 30 июля). . Одни из этих детей боярских, очевидно, были вынуждены подобно детям боярским западных уездов вернуться в Москву после битвы под Клушином, другие, вероятно, нашли в столице приют, уходя от наступающих войск Лжедмитрия II.