Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Составить цельное представление о деятельности королевской канцелярии в январе 1611 г. не так легко, так как большой реестр пожалований Сигизмунда III, использованный в предшествующих разделах работы, обрывается на записи от 9 января, и это единственная запись, датированная первым месяцем 1611 г. [1136] АЗР. Т. 4. С. 403. Правда, сохранился и опубликован содержащийся в одной из книг Литовской Метрики особый реестр с записями пожалований за этот месяц [1137] Сухотин Л. М. Земельные пожалования в Московском государстве при царе Владиславе. 1610–1611 гг. // ЧОИДР. 1911. Кн. 4. С. 117–122. . Однако этот реестр составлялся иначе, чем предшествующий. Сохранился, а также известен по упоминаниям целый ряд королевских «листов» этого времени о пожаловании людям столичных «чинов» должностей, чинов, поместных и денежных окладов, владений (некоторые из этих документов уже упоминались на предшествующих страницах). О выдаче этих «листов» в сохранившемся реестре за январь никаких записей нет. В нем, очевидно, фиксировались лишь земельные пожалования рядовым служилым людям.

Сопоставление этого реестра с предшествующим реестром пожалований Сигизмунда III позволяет отметить одну важную особенность. Круг служилых людей, посещавших королевскую ставку, чтобы хлопотать о пожалованиях, серьезно изменился. Среди получателей королевских «листов» мы видим теперь только детей боярских из западных и северо-западных уездов Русского государства [1138] Единственное исключение составляют князья Семен, Иван и Матвей Прозоровские, выхлопотавшие королевскую грамоту на родовую вотчину — село Прозорово (. Земельные пожалования… С. 118). . Служилые люди других регионов перестали ездить за пожалованиями под Смоленск. В этом нельзя не видеть один из важных симптомов нарастания напряженности в отношениях между польско-литовской властью и значительной частью русского общества.

В августе-сентябре 1610 г. значительная часть населения России поддержала ту программу «умиротворения» страны, которая была зафиксирована в тексте августовского договора. На условиях этого договора — «по московской записи» — приносили присягу Владиславу и города юга России после смерти Лжедмитрия II. К этому времени, когда пошел четвертый месяц с момента заключения соглашения, стало становиться все более ясным, что ожидания, которые связывало с ним русское общество, не оправдываются.

Русские люди связывали надежды на прекращение Смуты и восстановление порядка со скорым приездом нового государя, но к началу 1611 г. новый государь не только не приехал, но и не было известно, когда это произойдет. В январе 1611 г. даже Боярская дума решилась обратить внимание Сигизмунда III на такое положение. Бояре писали, что «такова тяжка времени долго терпети не могут. И вам бы, великому государю… свое государское милостивое обещание делом совершите», королевича «отпустите вскоре, покаместа Московское государство конечно не разорится» [1139] Сб. РИО. Т. 142. С. 212–213. .

Московские «чины» рассчитывали, что польско-литовские войска помогут поскорее покончить с «калужским вором» и затем покинут русскую территорию, но и эти ожидания не оправдались. Никакого похода против Лжедмитрия II предпринято не было. Король и его окружение были даже заинтересованы во временном существовании Самозванца на южных окраинах государства, угроза с его стороны заставляла московских бояр искать поддержки у короля. Все ограничилось посылкой на границу с владениями Лжедмитрия II войск Яна Петра Сапеги, которые никаких серьезных военных действий не вели [1140] Тюменцев И. О . Смута в России в начале XVII столетия: Движение Лжедмитрия II. Волгоград, 1999. С. 511–512. .

Польско-литовские войска не только не отошли на запад, как это предусматривалось в августовском договоре, но разместились в самом центре страны — Москве. 14 октября н. ст. на содержание войска были выделены приставства на территории Замосковного края [1141] Moskwa w rękach polaków. Pamiętniki dowódców i oficerów garnizonu polskiego w Moskwie w latach 1610–1612. Kraków, 1995. S. 175. . О том, как отправленные из Москвы отряды собирали средства на свое содержание, сохранилось свидетельство в грамоте из Ярославля в Вологду: «И к нам в Ярославль с Москвы паны приезжали и кормы на нас правили нещадно» [1142] СГГиД. 4. 2. № 239. . По свидетельству С. Маскевича, сбор кормов сопровождался многочисленными актами насилия: «Вели себя так, как кому хотелось, и у самого большого боярина, если хотели, жену или дочь брали насильно» [1143] Moskwa w rękach… S. 175. . Таким образом, офицеры и солдаты королевской армии вели себя ничуть не лучше, чем действовавшие на той же территории в недалеком прошлом войска из Тушина.

На юге, в городах по верхней Оке, стояли войска Я. П. Сапеги, вымогавшие у населения поборы, как привыкли это делать в Тушине [1144] Тюменцев И. О . Смута в России… С. 512. . Во время пребывания в приокских городах, как вспоминали в начале 1611 г. князья Юрий и Дмитрий Трубецкие, эти войска «Алексин высекли и сожгли, к Крапивнеи к Белеву приступали» [1145] Źródła do dziejów polskich. Wilno, 1844. T. 2. S. 346. .

В западных уездах страны содержание королевской армии также возлагалось на местное население. Так, 20 ноября 1610 г. Сигизмунд III передал полку Павла Руцкого, стоявшему в Иосифо-Волоколамском монастыре, сбор в свою пользу доходов с дворцовых сел в Волоцком и других уездах [1146] A3P. T. 4. C. 381. № DXLIV. . В материалах, подготовленных для переговоров под Смоленском, отмечалось, что «Рутцкои с товарыщи и черкасы, стоя около Москвы на Волоке… многих Московского государства всяких людей побивали и грабили» [1147] РГАДА. Ф. 79. Кн. З0. Л. 29. . Очевидно, насилия солдат этого полка произвели особенно сильное впечатление. Для армии, стоявшей под Смоленском, также были выделены «приставства». В результате даже те местные дети боярские, которые получили грамоты на поместья от Сигизмунда III, не могли пользоваться доходами со своих владений. Один из них, И. И. Зубов, обращаясь к королю и к Владиславу, в своей челобитной писал: «наше поместейцо держат в приставстве поляки и литва… велите, государи, то наше поместейцо из приставства очистити» [1148] РИБ. T. 2. СПб., 1875. C. 702. .

Положение усугубил приход зимой 1610/11 г. на русскую территорию больших отрядов запорожских казаков, которые стали разорять южные города, присягнувшие Владиславу [1149] Голиков И. И. Дополнения к деяниям Петра Великого. М., 1790. Т. 2. С. 198. См. также письмо Я. Задзика В. Гембицкому от 26 февраля 1611 г.: Riksarkivet Stockholm. Extranea IX. Polen. № 105. Из грамоты Сигизмунда III ротмистру Станиславу Богушевскому (РГАДА. Ф. 389. On. 1. Кн. 99. Л. 410 об.) видно, что запорожцы были посланы в поход еще при жизни Лжедмитрия II, но разорили, несмотря на то что после смерти Самозванца присягнули Владиславу, Волхов, Карачев, Кромы, Орел, Новосиль и Чернь. Несколько иной перечень приводится в материалах для переговоров под Смоленском в 1615 г.: Алексин, Чернь, Волхов, Орел, Козельск (РГАДА. Ф. 79. Кн. З0. Л. 194). .