Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Существенно дополняют рассказ А. Госевского пересказ патриарших грамот в записках С. Маскевича [1173] Moskwa w rękach… S. 177–178. . Очень важным представляется его сообщение, что в этих грамотах патриарх освобождал русских людей от присяги, принесенной Владиславу. По своему положению в русском обществе Гермоген был тем единственным лицом, которое было правомочно совершить этот акт, снимавший важный психологический барьер, удерживавший русских людей от противодействия избранному государю и лицам, представлявшим на русской почве его интересы.

Другое важное дополнение — это сообщение С. Маскевича о целях того похода к Москве, к которому призывал патриарх. Это — очищение страны от неприятеля и избрание государя «из своей крови», при котором в стране сохранится истинная вера. Лучше поступить так, чем принимать «царя из латинского рода, которого силой суют нам в руки, вслед за королем придет упадок всей земли и народа нашего, разорение храмов и веры христианской».

Когда грамоты патриарха попали в руки А. Госевского, последовали репрессии. «Дьяки, подьячие и всякие дворовые люди» патриарха были арестованы, «а двор его весь разграблен», но это не привело к разрыву его связей с городами Замосковного края. 12 января в Нижний Новгород вернулись его посланцы к патриарху, который «приказывал с ними… речью» идти походом на Москву [1174] Об этом сообщали нижегородцы Прокопию Ляпунову: СГГиД. Ч. 2. № 228. .

Грамоты и обращения патриарха ориентировали русское общество на безусловную и последовательную конфронтацию с Речью Посполитой как с частью латинского мира, от которого исходила угроза существованию государства, народа и истинной веры.

Обоснованию такой ориентации служили и другие тексты, возникшие в кругу жителей Москвы, разделявших взгляды патриарха. Здесь прежде всего следует назвать так называемую «грамоту смольнян», присланную в Нижний Новгород в конце января 1611 г. [1175] СГГиД. Ч. 2. № 226. Как убедительно показал С. Ф. Платонов, грамота представляла собой своеобразное агитационное произведение, которое должно было поднять русское общество на борьбу с «литовскими людьми» [1176] Платонов С. Ф . О двух грамотах 1611 года // Commentationes Philologicae: Сборник статей в честь И. В. Помяловского. СПб., 1897. .

Грамота содержала обращение от имени присягнувших Владиславу смоленских помещиков к населению Москвы. Грамота начиналась с констатации того, что и они, и жители Москвы «дались без всякого противления литовским людям», чтобы сохранить свою веру, жизнь и имущество. Но эти ожидания не осуществились. Православная вера «поругана», храмы «разорены», смольняне, приехавшие в королевский лагерь под Смоленском, чтобы выкупить из плена своих близких, лишь потеряли свои деньги и ничего не добились. От «литовских людей» и нельзя ожидать ничего хорошего, так как «вас же всех Московских людей… зовут себе противниками и врагами себе». Заключенный договор не будет выполнен, и королевич в Москву не приедет: «Все люди в Польше и Литве никако того не поступятца, что дать королевича на Московское государство мимо своего государства». Более того, в грамоте далее говорилось, что по решению «всей земли» на сейме «положено о том, чтоб вывесть лучших людей и опустошить всю землю и владети всею землею Московскою». В действительности подобных решений принято не было: на сейме 1609 г. вопрос о войне с Россией не обсуждался, а следующий сейм собрался лишь в сентябре 1611 г. Однако эти утверждения появились не на пустом месте, в них есть все основания видеть реакцию на появившиеся в польской публицистике тех лет предложения превратить Россию в колонию Речи Посполитой по образцу испанских колоний в Америке.

Если патриарх Гермоген лишь в обшей форме говорил о том, что не следует полагаться на уверения польско-литовской стороны, то создатели воззвания подкрепили эти утверждения конкретными доводами. Подчинившись, подчеркивалось в воззвании, русские люди «в вечную работу и в латинство пошли». Если они не хотят оказаться в порабощении и утратить свою веру, они должны «всею землею общею стати за православную крестьянскую веру, покаместа еще свободны, а не в работе и не в плене разведены».

Одновременно с этим призывом к восстанию ради спасения страны и веры воззвание содержало и обличение находящихся в Москве «предателей крестьянских», которые готовы служить завоевателям «для своего ненасытного грабления». Именно они призывают короля прийти и захватить Москву: «Только, де, не притти самому королю со многими людми к Москве и не вывести с Москвы лучших людей и Московскою, де, землею не владети». Очевидно, планы московских сторонников Сигизмунда III получили огласку, и это способствовало утверждению представления о боярском правительстве в Москве как силе, готовой ради своих корыстных интересов способствовать покорению России захватчиками.

Со сторонниками освободительного движения в Москве было связано появление, по-видимому уже в феврале 1611 г. [1177] О вероятной датировке памятника см.: Дробленкова Н. Ф . «Новая повесть о преславном Российском царстве» и современная ей агитационная патриотическая письменность. М.; Л., 1960. С. 86. Ср. Солодкин Я. Г . К датировке и атрибуции «Новой повести о преславном Российском царстве» // Труды Отдела древнерусской литературы (далее — ТОДРЛ). Л., 1981. Т. 36. С. 105–107. , еще одного агитационного произведения — «Новой повести о преславном Российском царстве». Ее автор снова (и еще более подробно) обосновывал положения, содержавшиеся в «воззвании смольнян». Как и авторы воззвания, автор «Новой повести» подробно доказывал, что не следует надеяться на то, что Речь Посполитая станет выполнять условия августовского договора, «понеже от давных лет мыслят на наше великое государство все они окаянники и безбожники» [1178] Новая повесть о преславном Российском царстве // Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI — начало XVII веков. М., 1987. С. 28. . Вопреки договору в стране находится и разоряет ее иноземное войско, которое одних убивает, а с других взимает «безмерный и неподъятныя кормы», а в Москве иноземный гарнизон притесняет горожан, силой отбирая у них приглянувшееся имущество: посаженный на Казенном дворе «смерд» Федор Андронов пересылает к Сигизмунду «великое царское сокровище», собранное «от многих лет многими государи — самодержцы, великими князи и цари всеа Русии» [1179] Новая повесть… С. 40, 48, 52. .

Все это, по мнению автора «Повести», свидетельствовало о том, что Сигизмунд III не только не желает прислать сына в Москву, но «и сам зде жити не хощет». Тяжелым положением, в котором оказалась Россия, когда «извелся» «царский корень» и начались смуты, король хочет воспользоваться, чтобы разорить и поработить Московское государство. Король хочет, говорилось в «Повести», «нас конечно погубити и под меч подклонити, и подружил наши и отроды в работу и в холопи поработити и прижитие наше пограбити». Власть над покоренной и разоренной страной он хочет передать в руки своих «подручников», которые будут собирать для него «дани-обраки всякия тяжкия» [1180] Там же. С. 38, 40. .