Татьяна Лабутина - Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Ширли остановился на составе и задачах Уложенной Комиссии. Депутаты выбрали 15 человек, из которых императрица назначит 5 человек для составления Дирекционной комиссии. «Им не только поручено переделать заново гражданские законы и устройство полиции, – пояснял Ширли, – но также и основные законы империи; и мне даже говорили, что они коснутся щекотливого вопроса о престолонаследии» 819 819 Там же. С. 306. .

Дипломат не без иронии описывал процедуру заседания депутатов. Императрица отправилась в Кремль, где заседает собрание депутатов и где для нее приготовлена небольшая галерея, «откуда она все слышит, не будучи видима никем». «Вместо того, чтобы понять, насколько этот поступок стесняет свободу, которой депутаты должны бы были пользоваться, – возмущался Ширли, – русские восхищаются им, видя в нем несомненное доказательство любви и уважения к ним государыни. В довершение этой комедии вчера депутаты являлись к Ее Императорскому Величеству благодарить ее за те инструкции, которыми ей угодно было их снабдить, предлагая ей в то же время новые титулы Великой, Мудрой и Матери Отечества» 820 820 Там же. С. 308. .

Лорд Кэткарт также оказался свидетелем заседания Комиссии. В конце 1767 г. Комиссию из Москвы перевели в Петербург. Летом 1768 г. Кэткарт был приглашен в галерею Зимнего дворца «для наблюдения» за действиями депутатов. На его взгляд, зал не уступал «ни по размеру, ни по великолепию плану, составленному Иниго Джонсом для Уайт-холла». Здание дворца, писал он, расположено на берегу прекрасной реки, «могущей по справедливости сравниться с Темзой», которая так широка, что по ней «свободно ходят суда значительной величины». Во дворце имелось помещение, которое посол видел только через окно, но ему рассказывали, что оно так же велико, как зал в Вестминстере. «Нас ввели в галерею, расположенную над комнатой, где происходило заседание, и отделенную от нее решеткой, – продолжал посол. – В эту минуту заседание еще не начиналось; знакомые мне лица были по большей части военные, одетые в мундиры и украшенные знаками различных орденов … Представители различных частей этой огромной империи столь многочисленны, что нет возможности перечислять … их имена и костюмы: список этот составил бы целую песню героической поэмы». Народу в зале было так много, а «различные группы были до того заняты разговором, что невозможно было смотреть на собрание, не вспомнив о пчелином улье». Кэткарт обратил внимание на то, что на одной стороны зала помещался трон императрицы, а на противоположном конце и по обеим сторонам помещения расставлены скамьи, «как в палате депутатов». Слева от трона стоял стол, за которым должен был сидеть председатель Комиссии, а также председатель «руководящего ходом дела» и генерал-прокурор, назначенный императрицей. Именно он имел право делать заявления от ее имени, в случае нарушения основных законов.

Посол отметил, что депутаты были размещены по губерниям, причем от каждого уезда выбран дворянин, купец или ремесленник и свободный крестьянин. Духовенство имело одного представителя, архиепископа, который восседал с правой стороны от трона. Кэткарт обратил внимание на такую важную деталь, как отсутствие в Комиссии юристов. «Во всем собрании, – свидетельствовал он, – не было ни одного черного плаща и вообще ни одного платья, похожего на обыкновенный костюм законника». Имелись и другие отличия указанного собрания от привычного послу устройства палаты общин. «Председатель генерал-лейтенант, весьма воинственной наружности и кавалер ордена Белого Орла, не имел ни мешка, ни посоха, но вставая для того, чтобы говорить … брал в руки булаву, называемую маршальским жезлом, и обращался к собранию с громкой, явственной и методичной речью». Как видно, посол нет-нет, да и проводил аналогию заседания делегатов Уложенной Комиссии с палатой общин в английском парламенте.

Кэткарт затронул также процедуру обсуждения вопросов на заседании Комиссии. «Мне говорили, – писал он, – что часто вопросы не проходят … голоса разделяются на самые мелкие партии», и что только один профессор из Лифляндии Урсинус «не соглашается почти ни на одно предложение; нескольким лицам был дан отпуск, другим отставка и взамен их объявлено избрание новых членов», после чего предводитель закрыл заседание.

Завершая свое повествование, Кэткарт оценил деятельность собрания депутатов критически. «Все это установление, – писал он, – представляется … чем-то вроде подмостков, которые, без сомнения, будут разобраны, как ненужные леса, тотчас по окончании императрицей всего великого здания». Тем не менее он подчеркивал, что Екатерина II составила проект Уложения законов «на собственных основаниях, но в смысле вполне соответствующим с действительными интересами и характером всех ее подданных». Именно для этой цели она повелела собрать народных представителей в количестве 600 человек, которым «предоставила обширные льготы и привилегии, причем каждый из них снабжен наставлениям от своих сограждан, касательно их желаний и нужд, а также общего их положения». Никаких прений в собрании не происходило, но «всякий, кто возбуждает какой бы то ни было вопрос или на следующий назначенный для того день оспаривает его, читает свои соображения и передает их председателю, который докладывая резолюцию императрице, сообщает ей также мнения и соображения, изложенные письменно» 821 821 СИРИО. С. 357–361. .

На неэффективность собрания депутатов в решении вопросов о законодательстве указывал и Ширли. «Если бы даже императрица была одним из великих гениев, созданных для просвещения мира, – писал он в депеше от 28 февраля 1768 г., – возможно ли бы было для России надеяться в будущем на управление справедливыми, равными и прочными законами». Примечательно, что причину в неэффективности российских законов, даже, если бы они были доведены до совершенства, дипломат усматривал а отсутствии в России «почтенных и бескорыстных чиновников», а также подданных императрицы, которые, хотя и «считают себя … мудрыми и сильными, … в действительности … находятся на таком далеком расстоянии от счастливого положения некоторых европейских народов». Хотя Ширли признавал, что влияние русских велико, но считал, что «блеск их могущества» не продлится вечно 822 822 Там же. С. 330–331. . Англичанин не видел перспектив для роста могущества и процветания России из-за деспотической власти верховного правителя, невозможности создания представительного учреждения по английскому образцу, коррупции чиновников, а также «неевропейского» характера самого народа.

Важное место характеристикам императрицы и ее ближайшего окружения уделял Роберт Ганнинг. Его первые впечатления о Екатерине II были нелицеприятными. В послании госсекретарю Саффолку от 28 июля 1772 г. он утверждал: императрица далеко не популярна в своей стране и даже не стремится к этому; «она нисколько не любит своего народа и не приобрела его любви». Екатериной II движет исключительно «безграничное желание славы», достижение которой служит для нее целью, «гораздо выше истинного блага страны, ею управляемой».