Татьяна Лабутина - Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Желая избавиться от неудобного «переговорщика», Гаррис попытался очернить первого министра в глазах императрицы. Во время одной из бесед с Екатериной в декабре 1780 г. посол заявил, что первый министр является ее самым опасным врагом. Он «поклялся посеять вражду» между Британией и Россией, вполне подчинившись «потсдамским интригам». Граф Панин преследовал своей целью союз с Францией и «вполне предан королю прусскому», которому служит больше, чем императрице. Разумеется, подобные обвинения Гарриса не могли оставить Екатерину равнодушной. И если в начале беседы она утверждала, что «хорошо знает Панина», и что его интриги не производят на нее «никакого влияния», то в конце разговора уже категорически заявила: «Не поручайте ему ничего, кроме письменных объяснений, тогда ему нельзя будет ничего переменить. Если же он скроет от меня истину, я его выгоню» 930 930 Там же. С. 425, 427. . Не исключено, что решение императрицы об отставке Панина было принято отчасти под влиянием выдвинутых против него обвинений со стороны Гарриса. Во всяком случае, из разговора с Потемкиным посол узнал, что его высказывания послужили «первым поводом к падению Панина», поскольку с тех пор императрица «стала отыскивать и находить весьма достаточные доказательства истины» его слов 931 931 Русский архив. № 11. С. 797. . Однако влияние Панина при дворе продолжало сохраняться, о чем Гаррис 21 апреля 1781 г. сообщал лорду Стормонту: Панин «с помощью уклончивости и мрачных интриг достигает собственных целей и разбивает планы своих противников, и хотя не имеет ни влияния, ни интереса, тем не менее управляет советами этой империи» 932 932 Там же. С. 773. .

Отставка Панина 2 сентября 1781 г. произошла, по словам Гарриса, в «унизительной» форме (все дела иностранного министерства были переданы вице-канцлеру, о чем Панина даже не поставили в известность). Это событие произвело волнение среди приближенных Екатерины. «Так как здесь никто не ожидал ничего подобного, – докладывал Гаррис в Лондон 7 сентября 1781 г., – и все считали графа Панина слишком хитрым и слишком хорошо извещаемым обо всем … то событие это произвело весьма сильное впечатление … Здесь раздается такой ропот, какой только возможен при подобном правительстве». Гаррис подчеркивал, что сам граф Панин «до некоторой степени упал духом; и кроме потери власти и влияния, чувствует самым обидным для себя образом, что последовал дурному совету, удалившись в деревню» 933 933 Там же. С. 796. .

Среди последних корреспонденций из России Гарриса сохранилась и запись, сделанная им 31 марта 1783 г. о кончине графа Панина от апоплексического удара 934 934 Там же. С. 888. . Как отмечала исследовательница Д. Атлас, «к чести Гарриса нужно сказать, что в донесении о смерти своего злейшего политического врага он помянул умершего добрым словом». И далее она привела слова британского посла: «Он (Панин) умер, горько оплакиваемый своей семьей, к которой всегда относился с большой любовью. Многочисленные его друзья долго еще будут вспоминать его гостеприимство и общественные добродетели» 935 935 Атлас Д. Указ. соч. С. 50. .

Немало страниц в дипломатической переписке послов занимали их высказывания о князе Г.А. Потемкине. Выдающийся государственный и военный деятель, дипломат, генерал-фельдмаршал, князь Григорий Александрович Потемкин привлек внимание Ганнинга. Посол сумел подметить такую черту фаворита императрицы, как умение разбираться в различных хитросплетениях придворной жизни и дипломатично разрешать возникавшие конфликты. В послании графу Саффолку от 7 марта 1774 г. посол сообщал: «Новый любимец, вероятно, сознавая, что положение, им занимаемое, не может быть приятно Орловым, кажется, усердно ухаживает за графом Паниным, надеясь этим путем победить нерасположение великого князя к его повышению». В донесении 16 мая того же года он отмечал: Потемкин продолжает поддерживать «величайшую дружбу с графом Паниным и делает вид руководиться в Совете исключительно его мнением» 936 936 СИРИО. С. 408, 414. .

Ганнинг обращал внимание на постепенное укрепление позиций Потемкина при дворе императрицы. Хотя поведение «нового любимца» подтверждает все, что посол слышал «относительно живости его ума и быстроты его соображений, но не доказывает в нем особой рассудительности и благоразумия», милость, которой он пользуется, чрезмерна. Весь образ его действий, на взгляд дипломата, подтверждает прочность его положения. «Действительно, – утверждал Ганнинг, – принимая в соображение время продолжения его милости, он приобрел, сравнительно со всеми своими предшественниками, гораздо большую власть и не пропускает никакого случая заявить это. Недавно он собственной властью и вопреки Сенату предоставил винные откупа (главнейший источник дохода) невыгодным для казны образом».

Посол неоднократно обращал внимание на стремительное усиление власти Потемкина и упрочение его позиций при дворе императрицы. «Хотя нигде любимцы не возвышаются так внезапно, как в этом государстве, – писал он, – однако, даже здесь еще не было примера столь быстрого усиления власти, какого достигает настоящий любимец. Вчера, к удивлению большей части членов, генералу Потемкину повелено заседать в … Совете» 937 937 СИРИО. С. 412–413. .

Ганнинг подметил, что усиление позиций Потемкина вызвало недовольство не только семейства Орловых, но и ряда других приближенных императрицы. Он извещал графа Саффолка о том, что назначение генерала Потемкина в звании генерал-аншефа товарищем графа Захара Чернышева по военной коллегии явилось ударом для последнего. Чернышев опасался, что не сможет сохранить за собой эту должность. «Империя, по всей вероятности, немного потеряет от этой перемены, – рассуждал посол, – но принимая в соображение характер человека, которого императрица так возвышает, и в чьи руки она, как кажется, намеревается передать бразды правления, можно опасаться, что она сама для себя изготовит цепи, от которых ей впоследствии нелегко будет освободиться» 938 938 Там же. С. 416. .

Назначение Потемкина на новую должность «озаботило» Орловых еще больше, чем прежде. И по этому поводу между императрицей и Григорием Орловым произошло «горячее столкновение». Впрочем, полагал Ганнинг, «все это, по всей вероятности, не будет иметь непосредственного влияния на иностранные дела» 939 939 Там же. С. 416. . Однако, этого нельзя было сказать о придворной жизни. В декабре 1774 г. посол сообщал в Лондон о решении братьев Орловых покинуть службу. «Семейство графа Орлова, замечая ежедневное усиление власти и влияния нового любимца и не предвидя в ближайшем будущем возможности остановить его успехи … намеревается оставить службу, – писал Ганнинг. – Графы Владимир и Федор уже просили об отставке, и первый получил ее, а последний, конечно, получит. Брат их, князь, теперь окончательно решился путешествовать, причем ему будет сопутствовать генерал Бауер, получивший годовой отпуск» 940 940 СИРИО. С. 439. .