Татьяна Лабутина - Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Усиление позиций Потемкина и его влияние на императрицу становилось все ощутимее день ото дня. Так, Екатерина отложила запланированную поездку в Коломну только потому, что в этот день граф Потемкни, празднуя свои именины, должен был принимать поздравления дворянства и всех сословий. Императрица подарила имениннику 100 тыс. руб., а также согласилась выполнить его просьбу – назначить в его новую губернию греческого архиепископа Евгения Булгара.

Складывалось впечатление, что Потемкин стремился потеснить со своего поста Н.И. Панина, чтобы самому стать первым министром императрицы. Об этом в феврале 1776 г. доносил в Лондон секретарь посольства Ричард Оакс. Многие полагают, писал он, что Потемкин «сам желает занять место первого министра, стремление к которому … способно его тщеславие и до удовлетворения которого, быть может, простирается уступчивость его монархини … В последнее время … он больше прежнего интересуется иностранными делами. Бурбонские министры весьма усердно и успешно ухаживают за ним, и без сомнения употребили бы все свое влияние для поощрения подобного намерения» 941 941 СИРИО. С. 506, 512. . Однако сместить Панина Потемкин не сумел.

Ближе всего с Потемкиным удалось сблизиться Дж. Гаррису. По приезде в Петербург посол отметил для себя два важных момента: влияние, которое князь оказывал на императрицу, и его соперничество с графом Паниным. Как отмечала И. де Мадариага, Гаррис, конечно, был в курсе соперничества Панина и Потемкина, но он заблуждался в том, что главной тому причиной было отношение к Британии. На самом деле, полагала исследовательница, личное соперничество между ними происходило из-за Греческого проекта. Панин выступал за постепенную переориентацию курса внешней политики России на ее союз с Пруссией и Османской империей, что входило в интересы Фридриха II. Императрица и Потемкин настаивали на уничтожении влияния Порты 942 942 De Madariaga I. Britain, Russia and the Armed Neutrality of 1780. New Haven, 1962. P. 122. .

О значительном влиянии Потемкина на императрицу не только в выборе фаворитов, но и в государственных делах Гаррис сообщал в Лондон 24 мая 1779 г. «Князь Потемкин управляет ею (императрицей – Т.Л.) самым неограниченным образом; изучив до тонкости ее слабости, желания и страсти, он пользуется ими, направляя их согласно со своими целями». С «удивительной хитростью» Потемкин «выставил в жалком и смешном виде» самого опасного своего врага – Алексея Орлова. Он внушил императрице «презрение и недоверие» по отношению к другим членам правительства. Графа Панина и князя Репнина он представил как совершенно зависимых от великого князя, а вице-канцлера и некоторых других сановников назвал «какими-то чернорабочими службы». Таким образом, заключал Гаррис, «в одно и то же время потворствуя ее (императрицы) страсти и постоянно поддерживая те опасения, которые в ней так естественны, он упрочивает за собой свое влияние гораздо более, чем обыкновенно удается любимцу государя с самодержавной властью» 943 943 Русский архив. № 7, С. 152–153. .

Гаррис подчеркивал, что Потемкин «управляет» поведением двора императрицы и продолжает занимать «первое место в доверии и уважении своей государыни» 944 944 Там же. С. 176–177. . И, как отмечал дипломат, сам князь признавался, что «когда дела идут спокойно», тогда его влияние незначительно, но при первом затруднении, он делается крайне необходимым императрице, и тогда его влияние «опять достигает самых больших размеров» 945 945 Русский архив. № 8. С. 400. .

Однако изменчивый нрав Екатерины сказывался и на ее отношении к князю Потемкину. В депеше от 6 октября 1780 г. Гаррис сообщал, что обратился к Потемкину, как «единственному лицу», на которого он мог положиться, с просьбой передать императрице суть письма лорда Стормонта, настаивавшего на отказе помощи Голландии со стороны России. «Я сказал Потемкину, что он единственный человек, к кому я мог обратиться, – утверждал Гаррис, – и что, если теперь он будет также медлить с передачей моих слов императрице, как это с ним случалось не один раз, то я предвижу, что между обоими дворами (российским и британским – Т.Л. ) произойдет окончательное разделение, и в несогласии этом большая часть ответственности выпадет на его долю». На это князь отвечал, что в последнее время его враги заверили императрицу, что он несведущ в иностранных делах и поступает «единственно под впечатлениями», «навеянными» ему Гаррисом, «нимало не соображаясь с благом империи и с ее личной славой» 946 946 Русский архив. № 8. С. 410–411. . Тем не менее, князь обещал похлопотать за посла, чтобы Екатерина II приняла его для частной беседы.

Однако «хлопоты» Потемкина оказались тщетными: императрица отказалась принять посла «частным образом». Князь был чрезвычайно удивлен «непонятным сопротивлением», которое он встретил в Екатерине. «Никогда до тех пор он не испытывал с ее стороны ничего подобного, – сообщал Гаррис в Лондон 13 декабря 1780 г. – Он приписывал это отчасти мысли, внушенной ей врагами его насчет того, что будто бы добивается неограниченной власти» 947 947 Там же. С. 420. .

Влияние Потемкина на императрицу стало заметно ослабевать на протяжении 1781 года. В депеше лорду Стормонту от 21 октября Гаррис с сожалением констатировал, что не получает больше «ни малой помощи» от князя Потемкина, который не пересказывает императрице того, что ему говорит посол, и «не сообщает никаких сведений». «Едва только я с ним заговариваю о делах, – продолжал дипломат, – он делается невнимателен и нетерпелив; и вместо того, чтобы по-прежнему вникать с величайшим участием во все, что я сообщаю ему относительно наших дел, теперь он … сделался совершенно равнодушен к этому предмету» 948 948 Русский архив. № 11. С. 814. .

К характеристике Потемкина Гаррис обращался не раз. На его взгляд, князь обладал «необыкновенной проницательностью, светлым умом и быстрым соображением», а также «неограниченным честолюбием» 949 949 Русский архив. № 7. С. 153, 161. . Гаррис отмечал «веселость и ученость» своего друга. Сообщал о его образе жизни, который также «оригинален», как и его характер. У князя отсутствовали определенные часы для приема пищи и сна. И иногда, продолжал дипломат, «нам случалось кататься в открытом экипаже в полночь и под дождем» 950 950 Русский архив. № 8. С. 400–401. .

Гаррис отмечал также недостатки Потемкина: «медлительность и леность», а также беззаботность и непоследовательность в поступках 951 951 Там же. С. 404.; № 11. С. 773. . Дипломат обратил внимание и на корыстолюбие сановника. В письме лорду Стормонту от 14 мая 1781 г. он сообщал: «Я слышал, что мой друг (Потемкин – Т.Л. ) намеревается воспользоваться неограниченной властью, которую дает ему эта минута (в это время решался вопрос об отставке фаворита императрицы Ланского – Т.Л .) для того, чтобы получить для себя не менее 700 тыс. руб., причем, конечно, цели более достойные будут забыты» 952 952 Русский архив. № 11. С. 778. . Правда, в другой депеше от 9 мая 1782 г. Гаррис подмечал, что Потемкин «так непомерно богат, что предположив его даже корыстолюбивым, нельзя надеяться подкупить его менее как ценой субсидии» 953 953 Там же. С. 843. . Как видно, дипломат не был в полной мере уверен в корыстолюбии и взяточничестве «своего друга». Но вот в депеше от 13 марта 1781 г. он привел сведения, которые компрометировали Потемкина. «На днях императрица подарила князю Потемкину без всякой причины 40 тыс. фунтов стерлингов, – писал Гаррис, – и этот оригинальный человек уже до того избалован, что счел эту сумму едва заслуживающей благодарности». В указе, изданном казначейством, отмечал англичанин, это вознаграждение назначалось за ту помощь, которую князь оказал при заключении вооруженного нейтралитета. Однако, продолжал Гаррис, князь сам настоял «на помещении этой крупной лжи, во избежание на будущее время подозрений в том, что он был нами подкуплен» 954 954 Русский архив. № 11. С. 763–764. .