Юрий Рябинин - Русь юродская. История русского юродства в лицах и сценах

В восемнадцать лет м. Нила приняла наконец постриг. Это произошло уже после революции. Власть на святой Руси захватили язычники – русофобы и христоненавистники. Самые первые меры новой власти по отделению Церкви от государства – казнь архиерея в Киеве, конфискация ценных богослужебных предметов, глумление над святынями – свидетельствовали о намерении этой власти «отделять» подобным же образом Церковь «до последнего попа».

Наверное, логично было бы, руководствуясь естественным инстинктом самосохранения, при таких условиях не декларировать исповедание идеологии, враждебной установившемуся режиму. Но м. Нила не только не скрывает своей веры, она, принимая монашеский чин, напротив, будто бы бросает вызов гонителям: вы гоните нас, преследуете, беснуетесь, а я в ответ еще в большей степени заявляю свое неприязненное отношение к вам и вашим порядкам, еще более дистанцируюсь от того и другого!

Расплата за вольнолюбие пришла скоро: однажды в монастырь явился отряд чекистов и красноармейцев, и насельникам было предложено либо отречься от веры, либо отправляться в узы. Большинство монахинь предпочли последнее.

Над непокорными состоялся суд. Матушке Ниле присудили, было, семь лет лагерей. Но какой-то внимательный и принципиальный член революционного синедриона тут же, в зале, потребовал, чтобы подсудимая сняла крест, бывший, видимо, для него злом хуже врангелевского пулемета. Монахиня и не подумала подчиняться всякой прихоти иноплеменных извергов. И тогда ей, как опасной и безнадежно неисправимой преступнице, округлили срок для ровного счета до двадцати лет.

Так начался долгий крестный путь м. Нилы. Вместе с другими сестрами-монахинями ее погнали на каторгу. На невыносимо тяжком этапе, который мало кто был способен преодолеть и который, по сути, являлся для приговоренных медленной мучительной казнью, блаженная впервые показала свою дарованную свыше силу чудотворения.

На нее – молодую красавицу – скоро положили глаз конвойные солдаты. Но как они ни подбирались к очаровательной осужденной, как ни старались ее соблазнить, все напрасно: монахиня была верна своему обету – навеки оставаться Христовой невестой. Тогда хитрые на выдумку служивые придумали натравливать на девушку сторожевую собаку – авось гордячка испугается их веского аргумента и покорится своей все равно неминуемой участи. Но м. Нила не устрашилась клыков свирепого цербера. Она только сказала забавникам: «Еще раз натравите – сдохнет ваша собака!» Солдаты только загоготали в ответ. А в другой раз, когда они повторили свою забаву, матушка перекрестила пса, и тот вдруг упал замертво. Изумленные конвойные не только с тех пор оставили досаждать м. Ниле какими бы то ни было претензиями, они назначили ее старшей по этапу.

Подобный же случай вышел с ней уже в лагере. Матушку Нилу за что-то там вздумали попугать собакой. Но едва пес набросился на жертву, монахиня со словами «Всякое дыхание да хвалит Господа» перекрестила его. Мало того что четвероногий чекист нисколько не тронул м. Нилу, но он с тех пор стал сам не свой – сдружился с заключенными, ластился к ним, лизал руки. Конвойные не простили такой его измены и казнили как врага народа.

Когда по железной дороге, а когда и пешком, партия пробиралась куда-то на север – куда именно, м. Нила еще и сама не знала. Умирали в дороге осужденные всякий день по нескольку человек – от голода, от непогоды, от бессилия.

Матушка Нила вспоминала, как однажды они подошли к какой-то реке. Конвойные велели осужденным переправляться вплавь. Некоторые из этапников плавать не умели, но их под угрозой немедленного расстрела все равно загнали в реку, и они все потонули, едва дно ушло из-под ног. Конвойные же даже не замочили сапог – они плыли рядом в лодках. Рядом с м. Нилой плыл немолодой священник. Силы покидали его, и он готов был уже погрузиться в пучину, но девушка помогла ему доплыть, велев батюшке опереться ей на плечо. У самого берега, убедившись, что старичок теперь сможет выбраться из воды и без ее помощи, м. Нила повернула назад и помогла еще кому-то доплыть, потом еще кому-то. И так пока сама не выбилась из сил.

Партия вышла к Белому морю. Сомнений быть не могло – путь им лежал на самые Соловки, где теперь социалисты устроили каторгу, называемую ими лагерем особого назначения. Вместе с другими арестантами партию м. Нилы погрузили на корабль. В переполненном трюме кого только не было – социалисты, интеллигенция, духовенство, воры, душегубы. Никто не позаботился хотя бы отделить женщин от мужчин. Уголовники, как обычно, немедленно установили свои законы: все ценное у политических, что не конфисковал конвой, они отбирали и передавали своим предводителям и атаманам, недовольных – тут же на нож. Понятно, что в этом плавучем «мертвом доме» ожидало женщин! Редкая из арестанток по пути на остров осталась не изнасилованной. Матушка Нила, возможно, была первой красавицей на судне, но – на удивление! – адово воинство ее как будто там не заметило. Сама она потом рассказывала, что всю дорогу непрерывно молилась: «Матерь Божия, пощади, сохрани меня такой, какой я родилась! Не дай в трату!»

Поселили м. Нилу и других женщин в пещерах-землянках. Пайку не выдавали вовсе, съестное – грибы, ягоды, какие-то коренья – они добывали сами, да еще заготавливали впрок. Зимой, когда выходили припасы, варили и ели порой кору, надранную с деревьев. О том, какие мучения терпели соловецкие каторжные, сколько они натерпелись от самодура начальника и от садистов охранников, подробно и красочно написано у Б. Ширяева, О. Волкова, А. Солженицына, других авторов, почему пересказывать это мы не будем. Постараемся сосредоточиться лишь на судьбе нашей героини.

Однажды м. Нила шла по лесу и увидела старца-монаха. Первое, что матушка подумала: это каким-то чудом выживший на острове инок из числа соловецкой братии, схоронился, верно, старец в какой-нибудь неприметной пещере. На острове, впрочем, теперь находилось много монахов заключенных. Но м. Ниле даже в голову не могло прийти подумать, что это одни из них: откуда здесь, на каторге, у кого-то может взяться монашеское облачение?! А это был прямо-таки картинный чернец – будто с иконы сошел!

И вот этот чернец подходит к м. Ниле и дает ей хлеба, просвирку и иконку. Матушка глядя с удивлением то на иконку, то на старца и как будто догадываясь о чем-то потрясающем, спросила: «Кто это?!» – «Нил Столбен-ский, – ответил старец. – В схиме ты будешь носить мое имя», – добавил он и исчез.

Схиму матушка примет и наречется Нилой через многие годы. А на Соловках, где ей явился святой преподобный Нил Столбенский, она носила еще монашеское имя – Ефросиния. Официально же именовалась, как полагается в миру, Евдокией Колесниковой.