Игорь Сенченко - Йемен. Земля ушедших в легенды именитых царств и народов Древнего мира

«Если овцы разбегаются, значит, вожак – коза», – скажет йеменец о главе семейно-родового клана, в котором царят разлад и дрязги.

При принятии того ли иного решения йеменец руководствуется мудростью предков, советующей ему не спешить и все хорошенько обдумать, ибо «за поспешностью обычно следует раскаяние», и «то, что наспех делается, недолго длится ». Полагаться надо, считает йеменец, на знания и опыт, как поучали предки, и не забывать, что «где роза – там шип, а где клад – там дракон!». Иными словами, быть осторожным и осмотрительным, не давать воли эмоциям и гневу, желанию и страсти, «злым духам разума». Помнить, что «не спасет и мудрый Соломон от той ловушки, что в тебе самом».

«Правда блещет, ложь заикается», – упомянет к месту йеменец крылатое изречение царицы Билкис, блистательной владычицы Савской. И уточнит: жить надлежит достойно, по уму и по совести, не лгать и не кривить душой. У того же, «у кого нет ни ума, ни достоинства, тот есть дерево без плодов», – так гласит народная мудрость.

Своды йеменской старины свидетельствуют, что при всех ярких властелинах в царствах Древнего Йемена, особенно во времена владычества сабейцев и химйритов , состояли советники (муста-шары), люди образованные и неординарно мыслившие, помогавшие им править так, что людская молва о мудрости их и деяниях великих сохранилась в веках, и широко разошлась по свету. «Как мечу нужна рукоять, а воину – оружие, правителю нужны мудрые советники (мусташары)», – говорится в перечне наставлений царей -химйаритов своим потомкам.

В племенах Горного Йемена сохранился и по-прежнему имеет силу сформулированный их предками еще в глубокой древности список дел недостойных (харам), «чернящих лицо» йеменита, «араба первородного». Самые постыдные из них – это воровство и нарушение данного человеком слова. По сложившейся традиции, воровство ложится позором не только на лицо, его совершившее, но и на все племя. За воровство в прошлом жестоко карали – отсекали конечности.

Чтимо среди йеменцев и понятие верности данному слову, клятве и договору. В доисламские времена йеменцы, сговорившись между собой о чем-либо и ударив по рукам, отправлялись к своим святилищам. И там – в знак нерушимости данного ими слова – произносили клятву, прикасаясь руками к стенам храмов. Во время исполнения обряда клятвы зажигали вокруг святилищ костры и благовония в курильницах.

В кочевых племенах, давая клятву верности договорам, бедуины опускали руки в чашу с кровью жертвенного верблюда, которого специально забивали по такому случаю.

Рассказывая об обряде клятвы кровью, существовавшем у народов «Счастливой Аравии», Геродот отмечал, что аравитяне клятвы свои и союзы, скрепленные кровью, блюли строго. Между теми, кто союз друг с другом заключить хотели, вставал уважаемый обоими ими человек. Сделав клявшимся надрезы на руках, – «на ладони, подле большого пальца», – окроплял их кровью два положенных между ними камня (1).

Во времена джахилийии (идолопоклонства) йеменцы, отправляясь целыми племенами на поклонение к своим божествам в капища, завершали обряд паломничества разведением огромного костра, у которого оглашали имя человека, нарушившего данное им слово или клятву. Для него это было смерти подобно. С таким «не-арабом», совершившим столь «грязный», по понятиям йеменцев, поступок, ни общаться, а тем более иметь какие-либо дела, не хотел никто.

Обычай этот вместе с отодвигавшимися из Йемена племенами широко разошелся по всей Аравии, и долгое время сохранялся на полуострове с приходом ислама. О нем повествует, в частности, Нувайри (ум. 1332), автор знаменитой исторической энциклопедии. Когда кто-либо «поступал грязно», сообщает он, нарушал клятву или данное им слово, то соплеменники этого человека во время хаджжа в Мекку зажигали огонь на Ашабе (гора в долине Мина), и во всеуслышание объявляли его имя; и о нем становилось известно повсюду.

Людей скупых и жадных йеменцы презирают. В обычае этого народа, древнего и именитого, – делиться всем с соплеменником и соседом: радостью и горем, кофе и медом, что значит – хлебом и солью. «Избегай скупости, – повторяют йеменцы наставление Пророка Мухаммада, – ибо скупость – это позор». «Сандалию с натертой ноги не сдирай», – поучает одна из поговорок их предков; не доводи человека до нищеты, не забирай последнее, что у него есть. Это – харам , дело недостойное.

О ханже, лицемере и филистере, который только прикрывается добродетельностью, но, на самом деле, человеке скаредном, йеменцы обычно высказываются так: «Сладок на язык, да скуп на дела благие; слова его слаще меда, но вот деяния горьки как перец».

Кстати, лучший в Йемене мед, хадрамаутский, йеменцы называют сортом «ал-мас’уди» – по имени знаменитого арабского историка ал-Мас’уди. И все потому, что мед этот, как они объясняют, столь же приятен на вкус, сколь сладки на слух истории ал-Мас’уди.

Поскольку речь зашла о меде, уместным представляется информировать читателя о том, что медоносная пчела и мед в речи йеменцев – это аллегории радости жизни, сытых и счастливых дней, а вот опустевший улей – синоним трудных и тяжелых времен. «Мед возвращает силы и исцеляет раны», – утверждают йеменцы, повторяя поговорку предков. Кофе с медом – обязательное угощение молодоженов перед их первой брачной ночью. Пчела в понимании йеменца – это чудное творение Господа, дарующее аравийцам любимейшую ими сладость – мед. Среди «малых тварей», которых нельзя убивать, как поучал Пророк Мухаммад, йеменцы указывают на муравья (у мусульман он – символ уммы , то есть общины), пчелу (дарительницу «спутника кофе») и удода (птицу-почтальона царя Соломона, «вестника добрых вестей»). Истинным мусульманам, оказавшимся в раю, сказано в Коране, дарованы будут реки из меда.

Согласно преданию, основанному на рассказах А’иши, любимой жены Пророка Мухаммада, сам Он очень любил мед. Так вот, после полудня, в соответствии с порядком, установленным Им в доме своем, Он посещал по очереди одну из жен. У Хафзы, дочери ‘Умара, Его верного сподвижника, оставался дольше, нежели у других, «чем возбуждал в них зависть и ревность». Отвечая на соответствующий вопрос А’иши, Пророк Мухаммад поведал ей, что причиной тому – кувшин с вкусным медом, которым Хафза потчевала Его, когда Он с ней встречался. Узнав об этом, А’иша подговорила Савду, другую жену Пророка, чтобы та, когда Он придет к ней, молвила, как бы невзначай, что изо рта у Него исходит сильный пряничный запах. Научила тому же и всех остальных жен Пророка. Сговорившись, всякая из них, когда Он у нее бывал, замечала в разговоре, что изо рта Его несет запахом терновника орфуз. Затея удалась. Пророк Мухаммад, внимательно относившийся к вопросам личной гигиены, «к чистоте одежды и тела», как тогда говорили, мед больше у Хафзы не ел, и дольше обычного в покоях ее не оставался (2).