Игорь Сенченко - Йемен. Земля ушедших в легенды именитых царств и народов Древнего мира

Будучи приглашенным на маджлис в дом к йеменцу, особенно к шейху племени, надлежит быть немногословным, но в то же время – «яркословным », как выражаются аравийцы. Многословие у йеменцев ассоциируется с несерьезностью. Краткость же речи, красивой к тому же по форме и по содержанию, воспринимается как «признак ума». «Достоинство слова – в краткости», – гласит поговорка арабов Древней Аравии. «Слова человека – мерило его ума», – сказывала мудрая царица Билкис. «Речь человека – зеркало его ума и знаний», – говаривал царь Соломон. Красноречие в понимании йеменца – это «искусство слова» и одна из «граней ума».

Пользоваться словом, поучают молодежь главы родов и шейхи племен, надо уметь так же хорошо, как и оружием. «Не одну войну разжигало единственное слово», – часто повторяют в племенах Горного Йемена изречение ал-Йамани (656–735), известного толкователя Корана и знатока южноаравийских хроник, служившего во времена халифа ‘Умара главным кади (судьей) г. Сана’а’.

Предания йеменцев повествуют, что, рассуждая о скоротечности жизни, ал-Йамани высказывался в том плане, ссылаясь на изречение пророка Дауда (царя Давида), что «человек умный должен знать время, в котором он живет», чувствовать биение его ритма. Советовал йеменцам следовать и другим «мудрым мыслям-наставлениям Дауда», как то: «придерживать, когда надо, язык свой»; «сполна отдаваться делу своему»; «не заниматься тем, в чем сомневаешься». Иными словами, быть тем, кем его сотворил Господь – человеком разумным; и, не переставая, «копить богатства ума». «Лишенный разума – решето», человек никчемный, гласит мудрость древних. Наделенный же разумом, знаниями и опытом жизни, – «солнечный диск». А «решетом, как известно, солнечный диск не закрыть». «Если нет того, чего желаешь, – советуют молодым людям йеменцы-аксакалы, – желай то, что есть». И добавляют: «Умный уповает на труд свой, а глупец – на свои надежды».

«Язык его, что секущий меч, слово его, что пронзающая насквозь стрела», – говорят йеменцы о тех, кто «познал искусство речи», – о сказателях, ораторах и поэтах.

Ораторы в царствах Древнего Йемена были в чести. Состояли членами ближайшего окружения шейхов, эмиров, султанов и королей. Дело в том, что в племенах существовал тогда обычай «предварять схватки на мечах поединками речи». Случалось, что племя «златоуста», терпевшего поражение в «словесном поединке» с противником, признавало себя побежденным, и покидало поле брани без боя.

Особым вниманием и почетом пользовались в царствах Древнего Йемена, как, впрочем, и повсюду в Аравии, поэты. Владыки сабецев и химйаритов считали не только почетным, но и крайне важным иметь при дворе именитых поэтов, «гончаров слова», способных увековечить и донести до потомков в сложенных ими стихах подвиги и деяния предков, и «не позволить времени пройти пером забвения по их жизни». Для йеменцев времен джахилийи (идолопоклонства) поэзия являлась ничем иным, как передаваемой и пополняемой из поколения в поколение изустной повестью «временных лет» племени; скрижалями, хранившими сведения о рождении племени и его деяниях, об обычаях, сказаниях и преданиях; этакой энциклопедией накопленных знаний, к которой обращались при принятии важных решений.

Слава поэта или «златоуста», как его еще величали в племенах Древнего Йемена, ширила среди них добрую молву о племени, к которому принадлежал тот или иной поэт, прославившийся на турнирах «витязей слова». Проходили они на рынках древних городов Йемена, таких, к примеру, как Забид и Таиз, Шибам и Сана’а’.

Главной ареной, где ежегодно собирались, чтобы «помериться силой слова» лучшие поэты, сказатели и ораторы со всей Аравии, и куда послушать их и обменяться товарами стекались люди со всех концов полуострова, отмечал в своей «Книге услады и развлечения» знаменитый арабский мыслитель Абу Хаййан ат-Таухиди (ум. ок. 1023), был рынок Сук-эль-‘Указ, что в Хиджазе. Тот, кто побеждал на нем, удостаивался права вывешивать свои стихи ( касиды ), вышитые золотыми нитями на шелковой ткани, у дверей Ка’абы. Потому-то и стали называть их в народе либо словом « му’аллака» («подвешенные»), либо «музаггаба» («позолоченные»). Касыду поэта-победителя, то есть поэму в стихах, посвященную своему племени, его деяниям и героям, их беззаветной преданности племени, по кусочкам разносили по всем уголкам Аравии представители других племен.

Там же, на встречах-конкурсах «мастеров слова», соревновались ораторы ( хатибы) и сказатели ( гассы ). Первые из них, ораторы, обращались с зажигательными речами к гостям рынка со спин своих дромадеров. Гассы же повествовали о жизни предков, украшая их легендами, преданиями и сказаниями, расположившись на специально оборудованных для этих целей, приподнятых над землей, деревянных площадках-подмостках (7).

По возвращении домой поэту, громко заявившему о себе на «поединке златоустов», устраивали пышный прием. Девушки, по существовавшей тогда традиции, наряжались в брачные одежды, как бы демонстрируя тем самым, что все они готовы были бы стать невестами «витязя слова», победившего на «турнире речи», открытом и честном. Соседние племена направляли на такие торжества специальные депутации, чтобы поздравить «племя поэта» с удачей.

Величали поэта сохранившимся и по сей день в арабском языке словом «шайр», то есть человеком, хорошо сведущим в духовных ценностях аравийцев и достойно воспевающим их. «Искусство составления касиды из слов-жемчужин», как тогда выражались, считалось у арабов Древней Аравии ценнейшим даром, каким только мог облагодетельствовать человека Всевышний.

Величайшим из поэтов Древней Аравии, их «знаменосцем», арабские историки прошлого считали Имр’-л-Кайса (род. ок. 500). Предания арабов нарекли его «блуждающим принцем». Принадлежал он к знатному семейно-родовому клану племени бану кинд , отодвинувшемуся из Йемена в восточную часть полуострова, а потом, в V веке, – в Центральную Аравию, и заложившему там легендарное царство Киндитское.

По-доброму, с подчеркнутым вниманием в землях Йемена относились и относятся к сказателям и собирателям старины. Широкой популярностью среди населения пользовался проживавший в Сана’а’ сказатель ‘Абид ибн Шарийа ал-Джурхуми (ум. в конце VII в.). Слава о его «глубоких познаниях прошлого» гремела по всему Халифату. Повстречаться с ним и послушать его рассказы захотел халиф Му’авийа (661–680), который, как гласят своды арабской старины, «отличался ученостью и красноречием». Так вот, прибыв ко двору халифа, ал-Джурхуми рассказывал ему по вечерам, на протяжении года, древние предания о «царях арабов и неарабов», о причинах ухода племен из Йемена и расселении их по землям Верхней Аравии и Месопотамии, Сирии и Палестины, Египта и Северной Африки. Хикма , то есть мудрость, не раз говаривал этот просвещенный халиф, – лучшая черта правителя и мужчины.