Ростислав Долгилевич - Западный Берлин и советская дипломатия (1963–1969 гг.)

В результате «третьего берлинского кризиса» СССР не добился отказа ФРГ от проведения выборов федерального президента в Западном Берлине, хотя и хотел бы этого. Но советское руководство не было готово пожертвовать ради этой цели перспективой взаимопонимания с СДПГ и Брандтом, тем более, что во время мартовских событий до очередных выборов в бундестаг ФРГ оставалось всего полгода. Поэтому игра восточной стороны «бронетанковыми мускулами» имела больше демонстративно-показной характер, чем свидетельствовала о серьезности намерений СССР «любыми путями» помешать выборам президента ФРГ в Западном Берлине.

С другой стороны, исход «третьего берлинского кризиса» еще раз показал и Советскому Союзу, и западным державам, что существуют границы их возможностей в Берлине и переступать эти границы нельзя. Переговоры по Берлину лучше конфронтации в этом городе — к такому выводу все больше склонялись влиятельные круги западных стран. Критическая ситуация вокруг Западного Берлина во многом способствовала установлению в феврале 1969 г. секретного канала связи между послом СССР в США А. Ф. Добрыниным и помощником президента США по национальной безопасности Г. Киссинджером [669] Беспалов В. А. Указ, соч., с. 276. . К. Шютц, возвратившись из США, где он принимал участие в похоронах бывшего президента США Д. Эйзенхауэра, заявил 3 апреля 1969 г., что, по его мнению, «президент Никсон будет готов обсудить с Советским Союзом проблему разумного изменения нынешнего статус-кво в Берлине» [670] АВП РФ, ф. 56–6, оп. 28, п. 1447, д. 151, ТАСС, 4.IV.1969, л. 24-ВЕ. .

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в информации посольства СССР в Бонне «О выборах нового президента ФРГ», направленной в МИД 10 марта 1969 г., лишь вскользь упоминалось, что Федеральное собрание «незаконно» проводилось в Западном Берлине [671] Там же, ф. 742, оп. 14, п. 46, д. 23, л. 39. . Ни о «провокационном характере этой затеи», ни даже об обострении ситуации вокруг Западного Берлина речь в этом документе не шла. Вместе с тем в информации посольства подчеркивалось, что, согласно широко распространенному в Бонне мнению, избрание на пост президента ФРГ такого либерального политического деятеля как Г. Хайнеманн [672] Социал-демократ Г. Хайнеманн в правительстве «большой коалиции» занимал пост министра юстиции ФРГ. может стать нужным «противовесом» в государственном руководстве ФРГ таким реакционно-консервативным политикам ФРГ, как федеральный канцлер Кизингер, президент бундестага фон Хассель, федеральный министр Штраус [673] АВП РФ, ф. 742, оп. 14, и. 46, д. 23, л. 42. . Отмечалось также, что «впервые за 20-летний период существования Федеративной Республики пост главы государства переходит к представителю социал-демократической партии, находившейся весь послевоенный период вплоть до 1966 г. в Бонне в оппозиции» [674] Там же, л. 39. .

Победа Хайнеманна на выборах президента ФРГ была проявлением проходившего в западногерманском обществе сдвига в соотношении политических сил в пользу социал-демократов во главе с Брандтом. Этот сдвиг в случае победы на выборах в бундестаг в сентябре 1969 г. открывал перспективу перемен во внешней политике ФРГ, прежде всего улучшения отношений с СССР и его союзниками. Способствовать такому сдвигу, а не усиливать конфронтацию вокруг Западного Берлина — этот приоритет в политике СССР начал вырисовываться уже в дни «третьего берлинского кризиса».

В 1968 г. как в Москве, так и в столицах трех западных держав Вашингтоне, Лондоне и Париже мало кто мог предположить, что примерно через 2 года начнутся четырехсторонние переговоры по Западному Берлину. Но именно тогда, в 1968 г., заведующий Третьим европейским отделом МИД СССР В. М. Фалин с согласия министра иностранных дел А. А. Громыко дал указание сотрудникам референтуры по Западному Берлину разработать позицию Советского Союза для переговоров по всему комплексу вопросов, касающихся Западного Берлина. К весне 1969 г. это поручение было выполнено. В основе советской позиции лежал тезис о незыблемости Потсдамских договоренностей. Предусматривалось, в частности, что СССР в любой момент мог потребовать от западных властей отчета о выполнении ими своих оккупационных обязанностей в Западном Берлине [675] Квицинский Ю. А. Указ, соч., с. 268–271. .

Сейчас трудно ответить на вопрос, насколько объективно референтура МИД по Западному Берлину оценивала готовность трех западных держав к компромиссу и могла ли стать разработанная ею концепция основой для переговоров. Однако сам факт разработки этой концепции свидетельствовал о том, что советская дипломатия старалась держать дверь к переговорам по Западному Берлину открытой.

Советская сторона стремилась рационально использовать секретный канал связи А. Ф. Добрынин — Г. Киссинджер. В определенной мере ей это удалось. В частности, большое значение имело заявление Киссинджера, сделанное 3 марта 1969 г. во время беседы с Добрыниным. Западные державы, сказал помощник президента США по национальной безопасности, «надеются на то, что через некоторое время нам удастся в конфиденциальной форме обменяться мнениями о том, нельзя ли найти более длительное решение западноберлинского вопроса, чтобы „ни ваши, ни наши союзники“ не могли время от времени устраивать кризисы, подобные нынешнему» [676] Имелся в виду «третий берлинский кризис». . Мы готовы посмотреть, «что можно будет сделать в указанном выше направлении, чтобы избежать повторения того, что происходит сейчас» [677] Новая и новейшая история, 2006, № 5, с. 131–132. .

«Более длительное решение» западноберлинского вопроса могло быть найдено только в плоскости четырехсторонних переговоров между представителями СССР, США, Англии и Франции. При этом прежде всего нужно было договориться о предмете и конкретном содержании переговоров. Однако в марте 1969 г. ни одна из сторон не внесла официального предложения начать такие переговоры.

В течение первых месяцев после «третьего берлинского кризиса» обстановка в Западном Берлине и вокруг него оставалась нервозной и характеризовалась различными эксцессами — от незначительных до относительно серьезных. В конце апреля 1969 г. озабоченность западноберлинской общественности вызвали полеты над городом самолетов военно-воздушных сил СССР. По сообщению газеты «Тагесшпигель», в первой половине дня 26 апреля 1969 г. 14 советских реактивных самолетов совершили демонстративные полеты над западноберлинской территорией. Ссылаясь на данные западноберлинской полиции, газета заявила, что это были самолеты «МИГ». Они шли двумя группами — в одной четыре, в другой — десять боевых машин. Самолеты летели так низко, что отчетливо были видны «советские звезды» [678] Der Tagesspiegel, 27.IV.1969. . Газета «Берлинер Моргенпост» уточняла, что самолеты шли на бреющем полете и летели «поразительно медленно» [679] Berliner Morgenpost, 27.IV. 1969. .