Ростислав Долгилевич - Западный Берлин и советская дипломатия (1963–1969 гг.)

Еще одна важная задача советской дипломатии заключалась в том, чтобы использовать обстоятельства, связанные с Западным Берлином, для укрепления международных позиций ГДР, в частности, для ее международно-правового признания Западом. Об этом свидетельствует реакция МИД СССР на обращение Шютца в конце января 1970 г. к Абрасимову с просьбой способствовать организации его встречи со Штофом или одним из его заместителей для обсуждения вопросов отношений между Западным Берлином и ГДР. Шютц предлагал, чтобы такая встреча состоялась в советском посольстве и носила конфиденциальный характер [755] Там же, ф. 0742, оп. 15, п. 97, д. 34, л. 25. .

Громыко полагал, что это предложение выгодно СССР, поскольку подкрепляет его права в вопросах, касающихся Западного Берлина. Кроме того, установление прямого контакта западноберлинского сената с правительством ГДР в канун четырехстороннего обмена мнениями по Западному Берлину создавало как бы «параллельную немецкую плоскость» переговоров и оказывало бы на них соответствующее влияние. Руководствуясь этими соображениями, МИД СССР высказался за то, чтобы «контакт с Шютцем был установлен при условии, что речь будет идти о переговорах между правительством ГДР и сенатом как правительством самостоятельной политической единицы Западный Берлин по вопросам их взаимоотношений на основе общепринятых международно-правовых принципов и с учетом действующих международных соглашений» [756] Там же, л. 25–26. . Такие переговоры стали бы новым шагом на пути к международно-правовому признанию ГДР.

Во взглядах советского и восточногерманского руководства на некоторые аспекты западноберлинского вопроса имелись определенные различия. Так, по словам восточногерманского министра иностранных дел Винцера, правительство ГДР было готово в любой момент «заключить с сенатом договор о независимом статусе Западного Берлина. Тем самым сенат установил бы нормальные отношения с ГДР, на территории которой лежит Западный Берлин как остров в океане» [757] Там же, л. 44. .

В справке, составленной Третьим европейским отделом МИД СССР в марте 1970 г., отмечалось, что «это предложение (заключить договор с сенатом — Р. Д.) игнорирует права и обязанности других сторон в западноберлинском вопросе, в том числе и права Советского Союза. Вопрос о нормализации обстановки в Западном Берлине ставится вне связи с другими важными вопросами европейской безопасности, в решении которых заинтересованы социалистические страны» [758] Там же. . Но в основных вопросах — о непринадлежности Западного Берлина ФРГ и необходимости прекращения в нем «подрывной деятельности» против социалистических стран — взгляды СССР и ГДР полностью совпадали. Это же можно сказать и о трактовке тезиса, согласно которому Западный Берлин является самостоятельной политической единицей. Правда, советская дипломатия, в отличие от восточногерманской, во второй половине 60-х годов говорила о том, что Западный Берлин находится не на территории ГДР, а внутри ГДР.

В конце февраля — начале марта 1970 г. уже было ясно, что СССР и западные державы придерживаются едва ли не противоположных мнений относительно того, какие вопросы должны находиться в центре внимания на предстоявших переговорах. С точки зрения советской дипломатии, это, прежде всего, вопросы о непринадлежности Западного Берлина к ФРГ и прекращения на его территории деятельности, направленной против СССР, ГДР и их союзников.

По мнению западных держав, первостепенное значение имел вопрос о доступе в Западный Берлин. Советская дипломатия не уклонялась от обсуждения этого вопроса, но не считала его наиболее важным. При этом обе стороны понимали, что соглашение четырех держав по Западному Берлину обязательно должно быть дополнено соглашением между правительствами ГДР и ФРГ о транзитных перевозках гражданских лиц и грузов между Западным Берлином и ФРГ.

Таким образом, четыре державы достигли договоренности относительно срока и места совместных бесед об улучшении положения в районе бывшей германской столицы, устранении трений в этом районе, содействии нормализации обстановки и обеспечении безопасности в центре Европы. Конкретные пункты повестки дня стороны не уточняли. Достижение договоренности о четырехсторонних переговорах способствовало оздоровлению политического климата в Европе.

С выступлением Н. С. Хрущева на VI съезде СЕПГ в январе 1963 г. начался постепенный отход советской дипломатии от проекта «вольного города» и ее переход к новой концепции в отношении Западного Берлина, основное содержание и формы которой еще только предстояло определить. Хотя в Москве время от времени всё ещё говорили о необходимости заключения германского мирного договора и «нормализации на его основе положения в Западном Берлине», с каждым днём становилось всё более ясно, что реальных шагов в этом направлении с советской стороны не последует. Восточногерманское руководство было недовольно таким поворотом в политике СССР, но помешать ему оно не могло — это было сверх его сил и возможностей. Ульбрихт оказался не в состоянии убедить Хрущева в целесообразности повторения требований о «вольном городе», сформулированных ещё в ноябрьском ультиматуме 1958 г.

Впрочем, отсутствие у Хрущёва намерений заключить германский мирный договор и таким путём «нормализовать положение в Западном Берлине» проявилось значительно раньше — уже через 5 месяцев после возведения Берлинской стены. На заседании Президиума ЦК КПСС 8 января 1962 г. он заявил, что не видит особых выгод, которые принесло бы Советскому Союзу подписание германского мирного договора. Перейдя к образным выражениям, Хрущёв сказал, что в условиях открытых границ с ГДР Западный Берлин представлял собой кость, которая «давала довольно воспалительный процесс в нашем горле. Когда стену закрыли, мы эту кость вынули и всадили своему врагу, и теперь эта кость работает не против нас, а за нас» [759] Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления. Гл. редактор А. А. Фурсенко. М., 2003, с. 538–539. .

По мнению А. М. Филитова, Ульбрихт «рассматривал закрытие границ в Берлине как первый шаг к заключению мирного договора с ГДР и к „неограниченному суверенитету“…, тогда как для советского руководства эта акция означала финал, завершение „повестки дня“, заданной инициативами 1958 — начала 1959 гг» [760] Филитов А. М. Германия в советском внешнеполитическом планировании 1941–1990. С.266. .

Вместе с тем А. М. Филитов выдвинул гипотезу о том, что Хрущёв с самого начала кризиса планировал именно закрытие границы в Берлине, и ничего более, что и сам кризис был им развязан именно с этой целью. Согласно этой гипотезе, ни проект «вольного города Западный Берлин», ни проект мирного договора не имели оперативного характера и не мыслились как серьёзная основа для переговоров, тем более — для достижения соглашения. И то, и другое должно было служить своего рода «дымовой завесой», предназначенной для того, чтобы скрыть главную цель — закрытие границы в Берлине [761] Там же, с. 267–268. .