Луи-Адольф Тьер - История Французской революции. Том 2 [litres]

Между тем по части продовольствия уже можно было быть спокойнее. Транспорты из Северной Америки и на редкость удачный урожай доставили количество зерна, достаточное для потребления всей Франции. Комитет, с одинаковой энергией распоряжавшийся всеми делами, повелел продовольственной комиссии составить перепись урожая и постановил немедленно смолотить часть зерна для снабжения хлебом рынков. Были опасения насчет того, чтобы странствующие жнецы не стали требовать непомерной платы; комитет заранее объявил, что все граждане и гражданки, занимающиеся полевыми работами, считаются реквизированными и полагающаяся им плата будет определяться местными властями. Вскоре после того, по случаю бунта подмастерьев мясников и булочников, комитет принял более общую меру и подверг реквизиции всех рабочих, используемых при изготовлении, разработке, перевозке и продаже товаров первой необходимости.

Гораздо труднее было набрать нужное количество мяса. Недостаток в нем особенно чувствовался в Париже, и, с тех пор как эбертисты хотели вызвать по этому поводу восстание, ситуация всё ухудшалась. Пришлось посадить весь Париж на рационы. Комиссия определила ежедневное потребление в семьдесят пять быков, полтораста квинталов телятины и баранины и двести свиней. Она сама добывала необходимый скот и посылала на общую бойню, единственную разрешенную властями. Мясники, избранные каждой секцией, приходили туда за мясом и получали количество, соразмерное числу покупателей. Они должны были раз в пять дней выдавать каждой семье по полуфунту мяса на человека, и в этом случае раздача производилась по билетам, выдаваемым революционными комитетами, с обозначением числа человек в семье. Во избежание беспорядков и бессонных ночей запрещалось собираться перед мясными лавками раньше 6 часов утра.

Недостаточность этих мер скоро дала себя знать. Завелись тайные мясные лавки, число которых с каждым днем увеличивалось. Скот не доходил до рынков; мясники ходили встречать его, а то покупали на самих пастбищах. Пользуясь небрежностью, с которой сельские коммуны наблюдали за исполнением закона, эти мясники продавали мясо по цене выше максимума и снабжали им жителей больших общин, в особенности Парижа, не довольствовавшихся полуфунтом на пять дней. Таким образом, деревенские мясники перебивали торговлю у городских, которым почти нечего было делать с тех пор, как им поручили раздавать рационы. Многие из них даже требовали закона, разрешающего отказаться от контрактов, по которым они снимали под свои лавки помещения. Тогда понадобились новые распоряжения, чтобы не дать скоту миновать рынки, и владельцы их подверглись крайне стеснительным формальностям и проверкам. Пришлось заниматься подробностями еще более мелкими: так как подвоз дров и угля почти прекратился, а это давало повод к подозрениям в скоплении их в немногих руках, то вышел запрет держать у себя дома больше четырех возов дров и двух угля.

Новое правительство с непостижимой энергией справлялось со всеми трудностями. В то же время, пока издавалось такое множество разнородных регламентов, правительство занималось преобразованием сельского хозяйства, изменением арендных законов, введением нового чередования посевов, созданием искусственных лугов и улучшением скотоводства. В главном городе каждого департамента завели ботанические сады для ассимиляции чужеземных растений и разведения древесных питомников; открывались курсы земледелия для простых хлебопашцев. Правительство решило заняться осушением болот по плану обширному и хорошо задуманному; постановляло, что казна сделает для этого громадного предприятия нужные затраты, а землевладельцы, земли которых будут осушены и очищены от миазмов, будут платить известную пошлину или продадут их по определенной цене. Наконец, правительство приглашало архитекторов представить планы для перестройки деревень с помощью материалов, получаемых от срытия господских домов; занималось украшение сада Тюильри, чтобы сделать его удобнее для публики, и заказало художникам проект превращения оперной залы в крытую арену, где народ мог бы собираться зимой.

Стало быть, комитет делал почти всё разом или по крайней мере почти за всё принимался; это подтверждает ту великую истину, что чем больше у человека дела, тем он больше успевает и способен сделать.

Не меньшей заботой были финансы. Мы видели выше, какие были придуманы средства в августе 1793 года, чтобы возвысить ценность ассигнаций. Но кажущееся процветание продолжалось недолго: ассигнации скоро опять упали и новые выпуски быстро сбили их цену. Конечно, часть их возвращалась в казну вследствие продажи национальных имуществ, но этого было недостаточно.

Продажи производились по ценам выше оценочных, и в этом не было ничего удивительного, так как имущества оценивались серебром и золотом, а уплата производилась ассигнациями. В сущности, цена была все-таки значительно ниже оценочной, хотя номинально выходила выше. К тому же изъятие ассигнаций могло происходить только медленно, тогда как выпускались они по необходимости, быстро и в громадных количествах. Надо было вооружить 1 200 000 человек, платить им жалованье, создать запасы, построить флот. Всё это требовало неимоверного количества бумажных денег, да еще низко стоявших в цене. Но так как других источников не было никаких, и притом еще капитал, обеспечивающий ассигнации, увеличивался благодаря конфискациям, то правительство покорилось необходимости и решило тратить их, сколько понадобится. Было уничтожено различие между кассами обыкновенной и экстраординарной, из которых первая образовалась из налогов, другая из ассигнаций. Оба источника слили в один, и каждый раз, когда обстоятельства того требовали, они пополнялись новыми выпусками.

В начале 1794 года вся сумма выпусков увеличилась вдвое. Около четырех миллиардов прибавилось к прежней сумме, так что всего получилось около восьми миллиардов. По вычету сумм, возвращенных и сожженных, и сумм, еще не истраченных, в обращении оставалось 5 миллиардов 536 миллионов. В июне 1794 года вышел декрет о выпуске еще миллиарда ассигнаций. Финансовый комитет снова прибег к принудительному займу у богатых. Сообразуясь с прошлогодними списками, всех, внесенных в эти списки, обложили чрезвычайной военной контрибуцией в одну десятую долю их взноса в принудительный заем, то есть всего получили 100 миллионов. Эта сумма была взята не с тем, чтобы возвратить ее в каком-нибудь виде, а вовсе без возврата.

Чтобы довершить устройство Большой книги и уравнение государственного долга, оставалось капитализировать пожизненные ренты и записать их. Эти разнообразные ренты служили предметом сложнейшей биржевой игры. Подобно прежним, так называемым контрактам с казной, они представляли то неудобство, что основывались на монархических бумагах и потому предпочитались республиканским ценным бумагам, так как владельцы были твердо уверены, что если Республика и платит долги монархии, то монархия никогда не согласится платить долги Республики.