Луи-Адольф Тьер - История Французской революции. Том 2 [litres]

Около полуночи Колло возвращается домой и поднимается по лестнице; Адмира стреляет в него из пистолета в упор, но пистолет дает осечку. Он стреляет во второй раз, удача опять изменяет ему; наконец, третий выстрел удается, но попадает в стену. Начинается борьба, Колло д’Эрбуа кричит и зовет на помощь. К счастью для него, в это время по улице проходит патруль, который и прибегает на шум. Адмира запирается в своей комнате, за ним бросаются и стараются выломать дверь. Он кричит, что вооружен и выстрелит в первого, кто к нему войдет. Эта угроза не пугает патруль, дверь выламывают, но слесарь Жеффруа действительно получает ранение.

Адмира пытается убить Колло д’Эрбуа

Адмира арестовывают и уводят в тюрьму. Когда Фукье-Тенвиль подвергает его допросу, несчастный описывает свою жизнь, свои замыслы, даже то, как он сначала попытался убить Робеспьера, а потом уже Колло д’Эрбуа. Адмира спрашивают, кто побудил его к этому преступлению, и он с твердостью отвечает, что это не преступление, что он хотел оказать услугу отечеству, что он один задумал это дело, а теперь жалеет лишь об одном – что оно не удалось.

Слух об этом покушении разошелся быстро, и, как всегда бывает, еще увеличил силу тех, против кого оно было направлено. На следующий день Барер поспешил в Конвент с докладом об этой новой махинации Питта. «Крамольники, – заявил он, – не прекращают своих сношений с этим правительством, торгующим союзами, подкупающим убийц, преследующим свободу как величайшего своего врага. Пока мы объявляем справедливость и доблесть бессменными добродетелями, коалиция тиранов восхваляет злодеяние и убийство. Вы встретите злонамеренный гений Англии везде: на наших рынках, на морях, на материках, у европейских государей и в наших городах. Всё та же голова управляет руками, убивающими Басвиля в Риме, французских моряков в Генуе, верных французов на Корсике; та же голова направляет кинжал против Лепелетье и Марата, гильотину против Шалье, пистолеты против Колло д’Эрбуа!»

Барер предъявил перехваченные из Лондона и Голландии письма, извещавшие, что Питт замышляет погибель комитетов и в особенности Робеспьера. В одном из этих писем выражалась следующая мысль: «Мы весьма опасаемся влияния Робеспьера. Чем более сосредоточится французское республиканское правительство, тем оно будет сильнее и тем труднее будет его низринуть».

Такое освещение фактов, конечно, должно было вызвать живейшее участие к комитетам и Робеспьеру и заставить слушателей отождествить их существование с существованием Республики. Барер далее описал само событие со всеми обстоятельствами, рассказал о трогательной заботливости, с которой власти поспешили принять меры к охранению национального представительства, в велеречивых выражениях повествовал о поведении слесаря, тяжело раненного в схватке с убийцей. Конвент осыпал Барера рукоплесканиями, приказал начать расследование, чтобы убедиться в том, не имеет ли Адмира сообщников, декретом выразил благодарность гражданину Жеффруа и постановил, что бюллетень о состоянии его раны будет ежедневно зачитываться с кафедры.

Потом Кутон в громоподобной речи потребовал, чтобы доклад Барера был переведен на все языки и разослан во все страны. «Питт, Кобург! – воскликнул он. – И все вы, подлые и мелкие тираны, которые смотрят на мир как на свое наследие, которые в последние мгновения агонии бьются так бешено! Точите, точите ваши кинжалы; мы слишком презираем вас, чтобы бояться, и вы хорошо знаете, что мы слишком великодушны для того, чтобы подражать вам!» Зала огласилась рукоплесканиями, и Кутон присовокупил: «Но закон, владычество которого поражает вас страхом, стоит над вами с занесенным мечом; он сразит всех вас! Человечество нуждается в этом примере, Небо, которое вы осыпаете проклятиями, хочет того!»

Колло д’Эрбуа появился как бы для того, чтобы принять от собрания заявления сострадания; его встретили удвоенными рукоплесканиями, и он едва добился, чтобы его выслушали. Робеспьер поступил гораздо хитрее: он вовсе не явился, как бы желая избежать ожидающих его оваций.

В этот самый день молодая девушка по имени Сесиль Рено является на квартиру к Робеспьеру с узелком под мышкой, говорит, что желает видеть его, и настаивает, чтобы ее ввели к нему. Она говорит, что общественное должностное лицо всегда должно быть готово принять имеющих к нему дело, и кончает даже бранью против хозяев Робеспьера, семейства Дюпле, которые не впускают ее. Такая настойчивость и странный вид девушки внушают подозрения, ее схватывают и передают полиции. В ее узелке оказывается несколько платьев и два ножа. Из этого заключают, что она хотела убить Робеспьера. Ее допрашивают. Она отвечает с такой же самоуверенностью, как Адмира. На вопрос, что ей было нужно от Робеспьера, она говорит, что хотела посмотреть, каким из себя бывает тиран. К ней пристают, спрашивают, зачем ей этот узелок, эти платья, эти ножи. Она отвечает, что ножи ей ни к чему, а платья захватила, ожидая, что ее отведут в тюрьму, а из тюрьмы к гильотине. Девушка присовокупляет, что она роялистка и что, по ее мнению, один король лучше пятидесяти тысяч королей. На дальнейшие вопросы и приставания она отвечать отказывается и только просит, чтобы ее скорее вели на эшафот. Этих улик было достаточно, чтобы решить, что девица Рено – одна из убийц, вооруженных против Робеспьера.

Сесиль Рено у Робеспьера

К этому последнему факту прибавился еще один. На другой день какой-то гражданин описывал в кофейне покушение на Колло д’Эрбуа и радовался, что оно не удалось. Монах, слушавший этот рассказ, возразил, что очень жаль, напротив, что эти злодеи, члены комитета, уцелели, но, надо надеяться, они рано или поздно всё равно попадутся. Несчастного схватили и в ту же ночь привезли в Париж.

Всего этого было более чем достаточно, чтобы предположить обширные разветвления заговора и наличие целой шайки наемных убийц. Членов комитета обступили, осаждали просьбами беречь себя и охранять свою жизнь, столь драгоценную для отечества. Секции собрались и опять начали посылать Конвенту депутации и адресы, в которых говорилось, что в числе чудес, сотворенных Провидением в пользу Республики, спасение Робеспьера и Колло д’Эрбуа от рук убийц – не меньшее. Одна секция даже предложила выставить стражу из двадцати пяти человек для охраны членов комитетов.

На 25 мая (6 прериаля) приходилось заседание якобинцев. Робеспьер и Колло д’Эрбуа явились туда и были приняты с неимоверным энтузиазмом. Когда люди, взявшие власть, устанавливают общую покорность, остается только дать волю низким душам, а уж они сами не только довершат владычество, но и дополнят его раболепным поклонением и почестями. Колло первым начал говорить с обычным своим свирепым увлечением и говорит, что волнение, которое он испытывает в настоящую минуту, доказывает ему, как сладко служить отечеству даже ценою величайших опасностей. Он убедился в том, что «тот, кто подвергся какой-нибудь опасности ради отечества, черпает новые силы в братском участии, которое внушает. Эти благосклонные рукоплескания суть новый залог союза между сильными душами. Тираны, загнанные и затравленные, чувствуя близкий конец свой, тщетно прибегают к кинжалам, яду, западне: республиканцы этим не смутятся. Разве тираны не знают, что когда патриот умирает под их ударами, пережившие его патриоты на его же могиле клянутся отмстить и увековечить свободу?»