Луи-Адольф Тьер - История Французской революции. Том 2 [litres]

Патрули отправились, имея с собой по одному члену от каждого комитета. Было восемь часов. Члены комитетов, возглавлявшие патрули, не приказали атаковать нападавших, как этого желали якобинцы; они даже не вошли в залу, хотя их приглашали; они остались на улице, призывая молодежь разойтись и обещая освободить пленных. Группы понемногу рассеялись; депутаты заставили якобинцев очистить залу и отослали всех по домам.

Восстановив порядок, они возвратились к своим товарищам, и четыре комитета просидели всю ночь, совещаясь о том, что теперь делать. Одни полагали, что надо на время закрыть Клуб якобинцев, другие не хотели этого делать. Тюрио в особенности, хоть и был одним из противников Робеспьера 9 термидора, однако начинал пугаться реакции и как будто клонился на сторону якобинцев. Комитеты разошлись, ничего не решив.

На следующее утро, 11 ноября (20 брюмера), в собрании разразилась жесточайшая буря. Дюгем первым начал уверять, что вчера угрожали патриотам, что Комитет общественной безопасности не исполнил своего долга. Трибуны принимали участие в прениях и страшно шумели. Главных возмутителей вывели, и тотчас после того множество членов потребовали слова. Все выступали по очереди и представляли факты в определенном свете; их прерывали опровержения тех, кто видел факты иначе. Дюгем, с трудом владевший собой во всех подобного рода спорах, кричал, что всё это – проделки аристократов, обедающих у этой Кабаррюс. Его лишили слова, но из этого столкновения противоположных рассказов выяснилось, что комитеты, при всей поспешности, с которой они собрались и созвали вооруженные отряды, лишь весьма поздно смогли послать их на место схватки; что, отправив патрули куда следовало, они не приказали выручить якобинцев силой, а только рассеяли толпу; что, наконец, они оказали снисхождение, довольно, впрочем, естественное, группам, кричавшим «Да здравствует Конвент!» и не утверждавшим, что правительственная власть отдана в руки контрреволюционеров. Едва ли можно было требовать от них большего. Не давать своих врагов в обиду было их обязанностью; но требовать идти в штыки на своих друзей – это было уже слишком. Члены комитетов объявили Конвенту, что провели всю ночь в совещаниях о том, следует ли временно закрыть Клуб якобинцев, и им отдали всё дело с тем, чтобы они приняли какое-нибудь решение и представили его Конвенту.

Этот день прошел спокойнее, потому что у якобинцев не было заседания. Зато 12-го заседание проводили, и люди опять начали собираться. Обе стороны, по-видимому, были готовы ко всему, и ясно было, что дело опять дойдет до драки. Все четыре комитета тотчас же собрались, издали постановление о временном закрытии заседаний якобинцев и приказали немедленно доставить ключ залы в секретариат Комитета общественной безопасности.

Приказание это было исполнено: зала заперта и ключи доставлены в секретариат. Эта мера предупредила грозившие беспорядки. Толпа разошлась, и ночь прошла спокойно. На другой день явился от имени четырех комитетов Леньело и сообщил Конвенту принятое постановление. «Мы никогда не имели намерения, – сказал он, – нападать на народные общества; но мы имеем право запирать двери залы, где возникает крамола и где проповедуется междоусобная война». Конвент ответил на эти слова громкими рукоплесканиями. Собрание потребовало голосования способом поименной переклички, и постановление было утверждено почти единодушно, среди радостных возгласов и криков «Да здравствует Республика! Да здравствует Конвент!».

Так окончило свое существование это общество, которое завоевало такую славу и оставило о себе такую ненавистную память. Подобно всем собраниям, всем людям, появлявшимся на тогдашней сцене, подобно самой революции, общество это обладало всеми достоинствами и всеми дурными сторонами до крайности напряженной энергии. Поставленное ниже Конвента, открытое новым пришельцам, оно было ристалищем, на котором юные революционеры, еще не игравшие роли и снедаемые нетерпением показать себя, испытывали свои силы и подгоняли медлительных революционеров, уже получивших власть.

Закрытие Клуба якобинцев

Пока требовались новые люди, новые силы, новые жизни, готовые жертвовать собой, общество якобинцев было полезно и поставляло людей, в которых революция нуждалась в этой страшной, кровавой борьбе. Когда же революция, дойдя до последнего предела, начала подаваться назад, в общество якобинцев естественным образом влились пылкие революционеры, взлелеянные им и пережившие ужасный кризис. Скоро общество стало помехой вследствие своей неугомонности, стало даже опасно своими запугиваниями. Тогда его принесли в жертву люди, которые старались отвести революцию от крайнего предела к золотой середине разума, правосудия и свободы. Они были, несомненно, правы, стремясь возвратиться к умеренности, да и якобинцы были правы, говоря, что идут к контрреволюции. Революции, подобно сильно раскачавшемуся маятнику, переходят от одной крайности к другой, так что всегда есть основание предсказать излишество; но, к счастью, политические общества, пометавшись из стороны в сторону, кончают тем, что приходят к ровному, размеренному движению. Но сколько времени, сколько страданий нужно, чтобы достичь этого счастливого исхода! Англичанам, настолько опередившим французов, и тем пришлось пройти Кромвелем и двумя Стюартами.

Распущенные якобинцы были не такими людьми, чтобы замкнуться в частной жизни и отказаться от политических требований. Одни нашли приют в Электоральном клубе; другие ушли в предместье Сент-Антуан и вступили в народное общество секции Кенз-Вен. Там собирались самые выдающиеся жители предместья. Якобинцы явились туда толпою со следующими словами: «Доблестные граждане предместья Сент-Антуан! Вы, в которых состоит единственная опора народа, вы видите перед собою несчастных якобинцев. Мы просим вас принять нас в ваше общество. Мы сказали друг другу: “Пойдем в предместье Сент-Антуан, там мы будем неприкосновенны”. Соединенные вместе, мы будем наносить более меткие удары для охранения Конвента и народа от рабства!» Все якобинцы были приняты без разбора, позволили себе крайне неумеренные и опасные речи и несколько раз прочли статью Декларации прав, гласившую, что, когда правительство посягает на права народа, восстание есть для народа священнейшее право и необходимейший долг.

Комитеты, испытав свои силы и чувствуя себя способными действовать энергично, не сочли нужным преследовать якобинцев в новом их убежище и не мешали им тешить себя пустыми словами, а только пребывали в готовности действовать по первому знаку, если за словом последует дело.