Игорь Сенченко - Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй

Николай Матвеевич Чихачев (1830–1917) — адмирал Российского Императорского флота, генерал-адъютант, начальник Главного морского штаба, управляющий Морским ведомством, директор-распорядитель «Русского Общества Пароходства и Торговли» (РОПИТ), член Государственного совета (с 1896 г.), дворянин, уроженец Псковской губернии.

В 1892 г. Северную Аравию посетил барон Эдуард Федорович Нольде. По прибытии в Хаиль, столицу Джабаль Шаммара, северной провинции Неджда, он встретил со стороны местных арабов не просто прохладный, а откровенно враждебный прием: появление иноверца считалось у них в то время дурным предзнаменованием. Шейх Хамуд, двоюродный брат тогдашнего эмира Неджда Ибн Рашида, управлявший городом в отсутствие брата, прислал представителю «далекой Белой страны народа руссов» фотографию зарезанного в Неджде французского путешественника Хубера, как бы давая понять «пришлому москопу », что, случись что-нибудь непредвиденное, — и его ожидает та же участь. К счастью для барона, на следующий день после его приезда в Хаиль начался дождь, ливший в течение 36 часов; у шейха Хамуда прошел кашель (вероятно, вследствие перемены погоды), мучивший его в течение 8 месяцев. И, наконец, гонец доставил в Хаиль весть о победе, одержанной Ибн Рашидом над племенами бану ‘утайба и бану мутайр. Оказалось, что племена эти, опрокинутые Ибн Рашидом, «распались и бежали» как раз в тот самый момент, когда наш соотечественник въезжал в город. Случайное совпадение по времени всего происшедшего с прибытием в Хаиль иноверца заставило горожан изменить мнение о пришельце-русине. На него стали смотреть уже как на человека, приносящего не зло, а добро.

Барон познакомился и подружился с семейно-родовым кланом Рашидитов, главенствовавшим тогда в Джабаль Шаммаре; получил возможность побывать в разных уголках мало известного в то время европейцам Неджда, и вынести из этой поездки богатые сведения об обычаях и традициях племен Неджда. Неизгладимое впечатление произвели на барона Нольде конюшни эмира Ибн Рашида, которые он называл лучшими в Неджде, а любимицу эмира, кобылу Фару, — безукоризненно сложенной чистокровной арабской лошадью с богатой родословной.

Поскольку джабаль шаммары во главе с родом Рашидитов являлись союзниками турок в Аравии, то о посещении Неджда русским бароном стало известно в Константинополе. Человеком, судя по всему, барон Нольде был интересующимся, «с цепким взглядом», как говорили о нем арабы, и «верным нюхом» на самое важное, что происходило тогда в Неджде. Неудивительно поэтому, что когда, возвращаясь в Россию, барон Нольде оказался в Константинополе, то повстречаться и поговорить с ним — в контексте определенной настороженности турок в связи с активизировавшейся деятельностью российской дипломатии в Хиджазе и Южной Месопотамии — захотели и визирь, и сам султан.

«На днях, — сообщал из Константинополя действительный тайный советник Валериан Всеволодович Жадовский (01.09.1892), — выехал в Санкт-Петербург, после продолжительного и весьма интересного путешествия, барон Нольде. В сопровождении родственника своего, графа Крейца, он объехал самые интересные части Индии, Месопотамии и Аравии, и вынес из этой поездки богатый массив сведений и наблюдений». Уведомил, что «предстоящей осенью» намерен предпринять новое путешествие в Аравию, Афганистан и Индию.

По приезде барона в Константинополь, отмечал В. Жадовский, султан, информированный о «разъездах барона Нольде по малоизвестным окраинам турецких владений, пожелал его видеть. …Сопровождаемый коллежским советником Максимовым, барон был принят султаном. После долгого разговора султан попросил барона составить для него записку по ряду интересовавших его вопросов», касавшихся в первую очередь деятельности в Аравии англичан. На прощанье «удостоил барона орденом Меджидие 3-ей степени и медалью»; обещал оказать ему содействие во время следующей его поездки в Аравию — дать рекомендательные письма, адресованные шейхам крупных аравийских племен (1).

Представляется, что барон Нольде, произвел должное впечатление на султана. То, что он ему рассказал, а главное — мысли и соображения барона в отношении всего им увиденного и услышанного в Неджде, подвигли султана к тому, как следует из документов АВПРИ, чтобы «пригласить барона на турецкую службу».

Посол наш в Константинополе, говорится в письмах Николая Карловича Гирса (сентябрь 1894 г.), министра иностранных дел Российской империи, Николаю Ивановичу Шебеко (1834–1904), временно управляющему Министерством внутренних дел, доложил, что султан во время встречи и беседы с ним изъявил намерение «пригласить на турецкую службу … барона Нольде». Совершив в 1892 г. совместно со своим родственником, графом Крейцом, путешествие по области Неджд в Аравии, он «сумел завязать» доверительные отношения с шейхами местных племен и «главенствующим там семейно-родовым кланом Рашидитов». И потому, «по мнению султана, барон мог бы быть полезным для турецкого правительства».

«Его Величество Султан, — писал Н. К. Гирс, — желал бы знать, не встретит ли Императорское правительство каких-либо препятствий к тому, чтобы названное лицо поступило на службу Турции» (2).

Одновременно с уведомлением турецкой стороной Александра Ивановича Нелидова, российского посла в Константинополе, о намерении «пригласить на турецкую службу» барона Нольде, посол Порты в Санкт-Петербурге, Хусни-паша, получил указание Арифбея, министра иностранных дел Турции, собрать полную, насколько можно, информацию «о личности барона Нольде». По располагаемым нами сведениям, говорится в письме Николая Карловича Гирса послу Александру Ивановичу Нелидову (07.10. 1894), в ответ на этот запрос «Хусни-паша телеграфировал, что, по наведенным им справкам, … барон Нольде, оставивший службу, … к Российскому Императорскому Двору отношения не имеет» (3).

По собранным нами сведениям, извещал Н. К. Гирса генерал-лейтенант Н. И. Шебеко (29.09.1894), «барон Эдуард Федорович Нольде служил какое-то время по акцизному ведомству, откуда был уволен за неблаговидные поступки. Кроме того, в 1892 г., по распоряжению градоначальника Санкт-Петербурга, лицу этому воспрещено было жительствовать в столице в течение одного года». Причиной тому — его «вредное … влияние на принадлежащего к весьма почтенной семье одного молодого гвардейского офицера, которого он восстановил против семьи», побуждая своим примером жить не по средствам (4).

Можно предположить, что именно это постановление градоначальника Санкт-Петербурга и послужило тем толчком, который подвиг барона к путешествию. Как сложилась в дальнейшем судьба барона Нольде, в документах АВПРИ сведений нет. Известно, однако, что в 1894 г. он посещал Константинополь. Перед отъездом туда говаривал в беседах с друзьями, что готов был бы послужить Отечеству в Порте. В 1895 г. вновь побывал в Хаиле, чтобы встретиться с эмиром Мухаммадом ибн Рашидом, «создавшим в неспокойной Северной Аравии, — как повествует в своем исследовании „Проникновение в Аравию“ Дэвид Хогарт, соратник легендарного Лоуренса Аравийского, — оазис мира и безопасности». Дэвид Хогарт называл барона Нольде «фантастическим солдатом удачи». И был прав. Этот человек в одиночку пересек Нефуд и постучал в ворота форта Хайан, что в самом «сердце» великой аравийской пустыни, буквально поверг нув в шок его обитателей. Дело в том, что наместник эмира Хаиля следил оттуда за поведением племен-данников, гонявших весной в тамошние оазисы свои стада на выпас. Иноземцев, да еще европейцев, там сроду никто не видел (5).