Игорь Сенченко - Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй

Касаясь вопроса о положении турок в Хиджазе, Давлетшин отмечал, что «никакого престижа они там не имели», что власть их «опиралась лишь на военную силу, и проявлялась только там, где располагались войска». Иначе говоря, турки контролировали «только крупные города Хиджаза» и «в какой-то мере» дорогу между Меккой и Джиддой. «За четыре века (с 1517 г.) владения Хиджазом, — подчеркивает Давлетшин, — турки не оказали на арабов Аравии никакого культурного влияния». Аравийцы турок не привечали и презирали. Добрую память о себе оставил у них только Осман-паша (правил Хиджазским вилайетом с 1881 по 1887 гг.), отличавшийся отзывчивостью на беды и горести местных жителей (3).

Экипажами в Хиджазе, по словам Давлетшина, во время его пребывания там располагали только два человека — шариф Мекки и генерал-губернатор Хиджаза; «ездили они в фаэтонах».

Дорога между Меккой и Джиддой составляла «70 верст»; на всем ее протяжении охранялась военно-сторожевыми постами «в 10–12 человек, через каждые пять верст». Штаб табора (батальона), несшего патрульно-сторожевую службу, располагался в селении Бахра, что на середине пути до Мекки. «На верблюдах расстояние от Джидды до Мекки проходили за два дня, на ослах — за день» (4).

В отличие от других городов Хиджаза, пишет Давлетшин, Мекка стеной не окружена. Дома «построены обыкновенно в три этажа; встречаются в четыре и в пять этажей; все с балконами, забранными мушарабийами [деревянными решетками]. Оконных стекол в Мекке не знают». Стены в жилых комнатах декорированы нишами с расставленной в них посудой, фарфоровой и металлической, а также, что интересно, «новыми русскими самоварами». Много зеркал и вделанных в рамы, написанных на листах бумаги, изречений из Корана. Дома содержатся чисто, но вот весь мусор горожане выбрасывают прямо на улицы. Главные из них подметают раз в сутки; в переулках сор скапливается месяцами. Повсюду — стаи бездомных собак. «Мощеных улиц в Мекке нет». Для их освещения «сами жители вывешивают кое-где фонари с керосиновыми лампами внутри».

Особой нужды в воде Мекка не испытывает, даже во время хаджжа. Поступает она по водоводу из горного родника. В 827 г. на средства жены халифа Харуна ар-Рашида воду провели до горы ‘Арафат, а в 1519 г., при султане Сулеймане Кануни, водовод проложили до Мекки. «Водоразборных пунктов в городе — 40. По улицам ее разносят в больших мехах. В домах вода хранится в особых глиняных кувшинах, каждый вместимостью около 10 ведер».

Число жителей в Мекке, по их же подсчетам, 70–80 тысяч человек. Много «наложниц из народностей Кавказа». «Арабы Мекки — вежливы и предупредительны, гостеприимны и общительны, с чувством собственного достоинства. Большие сибариты. Любят богато одеваться, с роскошью обставлять свои жилища, хорошо питаться, часто бывать в гостях и принимать их у себя». Мекканцы — «народ любознательный, всем интересующийся и ко всему присматривающийся, любящий путешествовать».

Из отчета Давлетшина следует, что в 1898 г. в Мекке насчи тывалось из числа мусульман-выходцев из России, постоянно проживавших там, «восемь семей татар, две семьи киргиз и учащихся в медресе семь человек». Занимались они обслуживанием паломников, содержали постоялые дворы ( такие ). Надо сказать, что выходцы из России располагали в Джидде, Мекке и Медине более ста вакуфами (движимым и недвижимым имуществом, переданным или завещанным на религиозные или благотворительные цели). В Мекке, к примеру, и только у общины казанских татар насчитывалось во время пребывания там Давлетшина девять такие (предназначались для приема паломников из числа казанских татар), а в Медине — три вакуфных дома, а также мечеть и медресе. Широкой известностью среди паломников-татар пользовался купец Ибрагим Апаков (1821–1885). На свои средства он построил в Мекке пансион, постояльцы которого получали бесплатное трехразовое питание.

По подсчетам Давлетшина, в Мекку ежегодно стекались, в том числе и из России, не менее 100 тысяч паломников. В обращении в Мекке, с его слов, были и «наши кредитные бумаги»; «пользовались они большим доверием» и «оценивались очень высоко». Так, «за сто рублей кредитных», отмечает Давлетшин, он «получил в меняльной конторе около 90 рублей золотом». Официальной денежной единицей в Мекке считалась в то время золотая турецкая лира, а вот «самой ходкой и широко востребованной монетой являлся голландский серебряный пиастр или риал». Так вот, если за турецкую лиру торговцы-менялы на рынке давали 11 пиастров, то русский серебряный рубль оценивали в 12–13 пиастров.

Описал Давлетшин в своем отчете и торговлю рабами на невольничьем рынке в Мекке. По наблюдениям штабс-капитана, невольники, которых там продавали, «принадлежали исключительно к двум национальностям», а именно: «совершенно черным неграм из Судана» и «более светлым абиссинцам». Рабов-суданцев, слывших среди арабов Аравии хорошими работниками, приобретали, притом как мужчин, так и женщин, «исключительно для работ». А вот абиссинцев, в основном женщин, — для утех, как наложниц. Число рабов, ежегодно продаваемых на невольничьем рынке в Мекке, доходило «до 2000 человек». Если, конечно, «вывоз их из Африки» по какой-либо причине не приостанавливался, а партии доставляемых в Аравию невольников, не перехватывали турецкие власти. «Цены на взрослую девушку-негритянку» составляли около 20 турецких лир, а на такую же абиссинку — 30–40 лир. Детей, мальчиков и девочек, продавали по 10–15 лир.

В Мекке и Медине, замечает Давлетшин, он не видел ни одного жилища, «где не было бы раба и рабыни». Они выполняли все работы по дому, как-то: «доставку воды, приготовление пищи, уборку помещений, стирку белья и уход за детьми». Та же картина наблюдалась и у кочевников. Отпущенные на волю рабы образовывали отдельные поселения.

Невольничий рынок в Мекке, как о нем пишет Давлетшин, занимал небольшой открытый двор, куда выходили двери помещений, в которых запирали на ночь людей, выставлявшихся на продажу. При посещении этого рынка Давлетшин насчитал там «до 80 рабов, большей частью молодых, принаряженных женщин-абиссинок, рассаженных группами по длинным диванам. Два сидения занимали взрослые работники-негры, тоже прибранные и подстриженные». Наведывавшиеся на рынок бедуины выбирали, как правило, женщин. Осматривали их с пристрастием, заглядывали в рот и «заставляли раздеться».

Турецкие власти, рассказывает Давлетшин, пытались закрыть невольничий рынок. Был издан даже (1855 г.) специальный фирман (указ) султана на этот счет, вызвавший широкое недовольство жителей Хиджаза. Племена взбунтовались, и пламя поднятого ими мятежа опалило весь Хиджаз. В Джидде во время волнений перебили всех проживавших в городе европейцев; погиб французский консул. Дело в том, что инициаторами запрета на торговлю рабами, введенного тогда турками в Хиджазе, арабы сочли европейцев, в первую очередь дипломатов. Поэтому и выместили на них, как только представился случай, свое недовольство данным указом. Ситуация в крае складывалась для турок настолько неблагоприятная, что в 1859 г. фирман отменили (5).