Игорь Сенченко - Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй

Наибольшей популярностью среди учащихся мединских медресе, равно как и среди жителей города, пользовался, по словам Давлетшина, мударрис сейид ‘Али Захир, «человек умный» и много поведавший на своем веку, «большой сторонник России». Он посещал Москву, где «осмотрел в подробности все достопримечательности». По возвращении в Медину «с большой похвалой» отзывался о «порядках в России». Справедливость, не раз сказывал он, надо искать у русских. В беседах и с учениками, и с членами татарской колонии, говорил, что «обязанность каждого мусульманина — любить то отечество, где он живет, и уважать ту власть, которая там существует».

Большое впечатление, судя по всему, произвели на Давлетшина библиотеки Медины. Кроме небольших библиотек в каждом медресе, пишет он, в городе имелись «два довольно больших книгохранилища», каждое из которых насчитывало по 6000 книг, «преимущественно рукописных, духовного содержания, между которыми встречались очень редкие экземпляры».

Главная святыня Медины — Масджид ан-Наби (Мечеть Пророка), где стоят гробницы Пророка Мухаммада и двух «праведных» халифов, Абу Бакра и ‘Умара, а в соседнем помещении — гробница дочери Пророка, Фатимы. На Мекканском кладбище похоронен еще один «праведный» халиф — ‘Усман. «Мечеть построена из местного гранита красноватого цвета. Мраморные плиты на пол доставлены из Египта. Внутренние стены покрыты богатой мозаикой, айатами [„стихами“] из Корана и изречениями из хадисов [рассказов о поступках и высказываниях Пророка Мухаммада и Его сподвижников]». Большие деньги на сооружение мечети над гробницей-усыпальницей Пророка, «750 тысяч турецких лир (более 6 млн. руб.)», рассказывает Давлетшин, выделил турецкий султан Абдул Маджид (1823–1861).

Во главе города «стоит мухафиз (губернатор) Мединского санджака». Все въездные ворота в городе охраняются часовыми, и на ночь запираются. «Паломнические караваны впускаются в город и выпускаются из него только днем, и только по предъявлению письменного разрешения губернатора».

Вокруг Медины — сады финиковых пальм. Мединские финики считаются лучшими в мире. «Размер ежегодного вывоза фиников определяется примерно в 50 000 пудов». В садах — более 70 сортов финиковых пальм; «дерево живет около ста лет». Произрастают еще мелкие сорта лимонов, виноград и кна (хна).

При нынешнем султане, замечает Давлетшин, «Медина, как отчасти Мекка и Та’иф, служит местом ссылки» для неугодных султану лиц, а также для «женщин и евнухов, удаляемых из сераля [гарема во дворце]». Проживает здесь и «Гази Мухаммад-паша, один из сыновей известного имама Шамиля» (7).

В разделе отчета о порте Ямбо, или Йанбу-эль-Бахр, как его именуют арабы Верхней Аравии, Давлетшин сообщает, что портовый город этот на Аравийском побережье Красного моря «входит в состав Мединского санджака и управляется каймакамом». Со стороны суши он «окружен каменной стеной с двумя воротами». Дома выстроены из кораллов. «Численность населения — 5000 душ». Главное занятие жителей города: «торговля — во время хаджжа , и рыболовство и каботажное плавание — в обычное время». Те, кто занимается морским извозом и ловлей рыбы, используют самбуки , «небольшие беспалубные парусные лодки, строящиеся в Джидде». Переход от Джидды до Ямбо [Йанбу] совершают — при благоприятном ветре — за 2–3 дня. Часто посещают Ходейду (Йемен) и Суэц. Вода в городе — исключительно дождевая. «Последний ливень, наполнивший все городские цистерны, прошел четыре года тому назад». Климат — сырой, и потому — «очень часты лихорадки». Во время хаджжа, когда в городе скапливается много паломников, отмечается высокая смертность; «в день хоронят по 5–6 человек». Город буквально облеплен мухами. Такого количества мух, как в Ямбо, пишет Давлетшин, ему дотоле видеть нигде не приходилось. «Не имея в руках какого-нибудь предмета, чтобы от них отмахиваться, ходить по улицам, не говоря уже про грязный базар, здесь невозможно». Найти на базаре что-нибудь из продуктов, «не засиженных мухами», — нельзя (8).

Делясь наблюдениями о Джидде, Давлетшин, отмечает, что Джидда — это «наиболее значительный порт Красного моря», морские паломнические врата Мекки. Численность населения — «20 тыс. чел., среди которых около 50 человек европейцев». Главные занятия жителей города — «торговля, рыболовство, ловля жемчуга и кораллов, каботажное плавание и постройка судов», а во время хаджжа , конечно же, — обслуживание паломников. Близ Джидды, указывает Давлетшин, находится «могила прародительницы нашей, Евы» (9).

Важная часть отчета Давлетшина, закончившего, к слову, службу в звании генерал-майора, на должности начальника Азиатского отдела Генерального штаба Российской империи, — описание паломничества мусульман из России. В 1898 г. в Мекке, пишет он, из-за разразившейся там эпидемии чумы побывало только 450 мусульман-паломников из России, то есть «менее одной десятой того количества пилигримов», которые обычно посещали Мекку в благоприятные годы. Шестеро из них прибыли из Санкт-Петербурга, и двое — из Москвы. Были они, по словам штабс-капитана, людьми состоятельными, представителями купеческого сословия.

Мусульманами-паломниками из России занимались в то время в Мекке трое мутаввифов , или, выражаясь современным языком, гидов-проводников по Святым местам. Один из них сопровождал мусульман, приезжавших с Кавказа. Другой — паломников, прибывавших из Крыма. Третий — пилигримов, следовавших из Средней Азии, и всех остальных.

Для бесплатного размещения малоимущих паломников из России в Мекке имелось восемь такие (постоялых дворов), «купленных и отданных в вакуф нашими мусульманами». Представляли они собой, в описании Давлетшина, «небольшие постройки местного типа», которыми «ведали, по указанию дарителей, выселившиеся сюда их сородичи» (в Медине в распоряжении мусульман из России было пять таких такие ).

Из отчета Давлетшина следует, что в 1898 г. Святые места ислама в Мекке и Медине посетило 100 тысяч паломников. На основании всего увиденного заключает Давлетшин, можно сделать вывод, что «упорядочение паломнического вопроса, насколько я понимаю, есть насущная и неотложная потребность. И, может быть, наше правительство, в силу своего положения среди мусульманских народов, найдет нужным взять на себя инициативу в этом важном деле».

Отвечая на поставленный, судя по всему, перед его миссией в Хиджаз вопрос о религиозно-политическом значении хаджжа как инструмента, который мог бы быть использован турками в целях решения тех или иных, затрагивающих интересы России, вопросов (что крайне интересовало в то время российское правительство), Давлетшин такой возможности не исключал. В то же время мысль о хаджже как инструменте по сближению и объединению всех мусульман в политических целях отрицал полностью. «Меня особо интересовал вопрос, имеет ли хаджж какое-либо политическое значение в смысле сближения мусульман разных национальностей по политическим мотивам, — отмечал в отчете Давлетшин. — По искреннему моему убеждению, паломничество в Мекку, по крайней мере, в настоящее время и при настоящем состоянии мусульманских народов, не ведет ни к какому их политическому сближению; и самой этой идеи не существует. Хаджж — обряд чисто религиозный». Представляется, что только для жителей Хиджаза сбор мусульман в Мекке, сохранил, кроме религиозного и торгового аспектов паломничества, «еще некоторое внутриполитическое значение». Во время хаджжа здесь «происходит примирение враждующих кабаиль (племен)» и производятся «расчеты за кровь», то есть регулируются вопросы кровной мести (10).