Игорь Сенченко - Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй

Определенную «сдержанность» русских нефтепромышленников в том, что касалось более активного освоения местных рынков, управляющий консульством связывал со «значительными потерями „Товарищества нефтяного производства Братьев Нобель“, посылавшего в 1901 г., с первыми рейсами русских пароходов в Персидский залив, керосин на комиссию … агентам лондонского торгового дома „Hotz & Son“».

«Надо сказать, — отмечал дипломат, — что причиной убытков Нобеля явились не какие-либо неблагоприятные местные условия, а банкротство компании „J. C. P. Hotz & Son“». Указывал он и на «крайне недобросовестное ведение дела» агентом Нобеля в Басре — торговым домом «Hotz, Hamilton & Co» (153).

Успешно реализовывались на рынках Персии и Аравии русские ткани, особенно ситец. Согласно донесениям российского консула в Бушире за 1914 г., английские фабриканты, имея целью «нагадить русским» и «воспрепятствовать дальнейшему росту объемов продаж в Персии русских тканей», стали «выпускать на персидский рынок подделку наших красных ситцев», дешевых и качества «весьма скверного». В общем, делали все возможное, чтобы подорвать спрос на русские мануфактурные изделия (154).

Помимо керосина, тканей и муки, востребованным товаром на местных рынках, как следует из документов АВПРИ, был русский лес, шедший на изготовление ящиков для фиников. Продажи его год от года росли. Так, если в 1903 г., когда его впервые завезли Басру, объемы ввоза составили 5 тонн, то к 1911 г. увеличились до 5200 тонн (155).

Главными статьями вывоза из Персидского залива долгое время оставались финики и жемчуг. Число прибывавших в Басру за финиками парусных судов, сообщал в донесении от 14.02.1902 г. российский консул А. Адамов, не превышало 500 в год; «в среднем же их бывало не менее 300». Число ящиков с финиками, вывезенных, к примеру, в 1902 г. «крупными торговцами, составило 893 000 ящиков; 50 000 ящиков было отправлено мелкими купцами».

Среди главных экспортеров фиников из Басры А. Адамов называет три английских компании: «Hotz, Hamilton & Co.» (270 000 ящиков), «Gray Mackenzi and Co.» (30 000 ящиков), «Lynch Brothers» (10 000 ящиков). В приводимом им списке экспортеров фиников фигурируют также имена шести торговцев-евреев: Якуб Ноах (60 000 ящиков); Хаскель Хаиль (20 000 ящиков); Якуб Хаббуб (20 000 ящиков); Маррудис (12 000 ящиков); Харон Хармуш (15 000 ящиков); Юсуф Леви (16 000 ящиков) (156).

Для русских торговцев и предпринимателей, разворачивавших коммерческую деятельность в Месопотамии и Прибрежной Аравии, самым острым, пожалуй, был вопрос о «приискании знающих свое дело и преданных интересам России» торговых агентов.

«Знакомясь с условиями местной торговли, — говорится в инструкции посла Российской империи в Константинополе русскому консулу в Басре, коллежскому асессору А. Адамову (31.08.1901), — Вы не оставите облегчить русским фирмам приискание среди местных негоциантов лиц, на которых можно было бы возложить обязанности комиссионеров по сбыту наших товаров». При этом весьма желательно было бы «избегать услуг иностранных коммерческих домов, которые все до известной степени подчиняются английскому влиянию» (157).

«Во главе синдиката местных купцов, экспортирующих в Россию мерлушку и другие товары, — информировал Первый департамент МИД (15.05.1902) русский генеральный консул в Багдаде, — стоит русскоподданный А. Алиев». Человек он — надежный; и его вполне можно было бы задействовать в работе по продвижению коммерческих интересов России в крае (158).

К середине 1902 г. данный вопрос, как видно из документов АВПРИ, приобрел актуальное звучание. Министерство иностранных дел России подготовило даже для дипломатических миссий специальное предписание на этот счет. В распоряжении МИД России № 507 от 23 ноября 1902 г., поступившем в российское посольство в Константинополе, содержалось указание незамедлительно «доставить копию предписания от 31 августа 1902 г. „О нежелательности предоставления охраны наших торговых интересов в Персидском заливе английским торговым агентам и торговым домам“ консулам в Багдаде и Бассоре» (159).

«Агент РОПиТ в Бассоре, г-н Павлов, посетивший меня в Багдаде в июле 1903 г., — докладывал русский генеральный консул, — обратился ко мне с просьбой подыскать торгового агента в Багдаде. Рекомендовал ему местного купца, русскоподданного Ованесьянца. Благодаря долгому пребыванию в Багдаде, он хорошо знаком с местным рынком и купечеством; сам ведет обширную торговлю русской посудой и стеклом; владеет в городе значительной недвижимой собственностью» (временным агентом РОПиТ в Багдаде был в то время глава английского торгового дома «Blocky, Cree and Co.») (160).

Русские дипломаты внимательно наблюдали за развитием отечественной торговли в Персидском заливе, всячески содействовали ей и оперативно информировали внешнеполитическое ведомство о причинах, мешавших ее росту.

«Интересам зарождающейся торговли нашей в Персидском заливе и его окрестностях», отмечал в донесении (10.10.1902) в Первый департамент МИД генеральный консул в Багдаде А. Круглов, мешают:

— «поручение нескольким агентам из англичан и торговым домам, находящимся под покровительством Великобритании, представлять наши торговые интересы». Это — «убыточный и тормозящий нашу торговлю фактор». Русские товары у английских агентов залеживаются;

— «отсутствие у России специального производства низкокачественного, дешевого товара и торговли фабричным браком». Такой товар «вполне удовлетворит вкус здешнего населения, весьма падкого до частых обновок»;

— «отсутствие русских торговых людей и торговых домов» в этих краях;

— «отсутствие отделений Оттоманского банка в Санкт-Петербурге, Одессе, Москве, Нижнем Новгороде, Тифлисе и Батуми, что затрудняет финансовые операции» (161).

Знакомство с документами, хранящимися в АВПРИ, позволяет предметно говорить сегодня о главных причинах, стопоривших развитие русской торговли в зоне Персидского залива во времена «новой политики» Российской империи — «политики дела». «Ахиллесовой пятой русской коммерции» в Персидском заливе, как видно из сказанного выше, наши дипломаты считали «поручение интересов отечественной торговли» агентам английского и англо-голландского торговых домов, «осознанно сдерживавших русскую торговлю» (162).

«Отсутствие на местах русских коммерческих агентов» чрезвычайно негативно отражалось на торговле России еще и потому, отмечали наши дипломаты, что контролировать разгрузку и хранение товаров было некому. А контролировать, считали они, было что. «Прибывающие в Багдад и Бассору, а также, вероятно, и в другие порты Персидского залива товары, — сообщал из Багдада А. Круглов, — поступают в таможню, где над ними проделывают операции искусственной аварии, но так, что повреждения кип и тюков остаются только поверхностными. Загрязняются и портятся только первые (наружные) слои упаковок товара. После чего местные купцы или их агенты досматривают эти товары в присутствии инспекторов английских страховых обществ (здесь, в Багдаде, мистера Холя), которые легко признают их испорченными, подлежащими оплате страховым обществом отправителя и продаже с торгов. На торги эти являются главным образом первоначальные получатели данного товара, и покупают его со скидкой в 50 %, а по фактурам рассчитываются по получении страховой премии. Приобретенный таким образом товар, за полцены, после удаления попорченной упаковки поступает на базар, реализуется за 3/4 своей первоначальной стоимости, и приносит торговцу 25 % чистой прибыли, будучи проданным на 25 % дешевле своей фабричной цены». Крепко удерживая в своих руках страховой бизнес в крае, и умело, по наблюдениям А. Круглова, дирижируя подобными манипуляциями, англичане в лице морского страхового общества «Assuarance Meritime», которое субсидировалось, кстати, британским правительством, «искусно корректировали и регулировали конкуренцию цен» на базарах Месопотамии в интересах исключительно английской торговли. Только те товары способны были такую, с позволения сказать, конкуренцию выдержать, «кои приняты были вышеуказанным обществом в свою страховку» (163).