Юлиан Шульмейстер - Расплата

Словом, евреи быстро поняли: хочешь дольше просуществовать на этом свете — надо ублажать герра коменданта. Когда у него выскочил на шее здоровенный фурункул, пришлось вызвать Марека. Освободил доктора от работы на кирпичном заводе, тот за несколько дней вылечил. За это дал Мареку льготу — назначил старостой еврейской команды. В гетто Ленчны и Дрогобыча были старосты, у него должно быть не хуже.

Через месяц приехал тот самый унтерштурмфюрер, который в Дрогобыче прикончил евреев, с той же командой. Доложил унтерштурмфюреру, как идет работа, какой у него в команде порядок и что есть даже староста — доктор Марек. Похвалил унтерштурмфюрер, приказал:

— Всех евреев снять с работы, вернуть в сараи.

Быстро согнали евреев в сараи. По команде унтерштурмфюрера вывели десять мужчин, дали лопаты и ломы. Как когда-то в Ленчне, унтерштурмфюрер отмерил длину, ширину, показал, на какую глубину копать.

В мерзлой земле углубляется яма медленно. Скучно унтерштурмфюреру, придумал для себя развлечение, приказывает ему, Мисюре:

— Приведи своего доктора.

Вывел из сарая доктора Марека. Глянул тот, как роют яму, — потемнело в глазах, тисками сдавило горло.

— Здравствуйте, доктор! — унтерштурмфюрер делает вид, что не замечает его состояния. — Приехал к вам на прием, хочу посоветоваться. Много лет страдаю гастритом, никак не избавлюсь.

Задает Марек обычные в таких случаях вопросы, не слышит ответов: взор прикован к яме, к вылетающим комьям земли.

— Вы очень невнимательны! — строго выговаривает унтерштурмфюрер. — Наверное, не желаете давать бесплатных советов? Не беспокойтесь, я заплачу.

— Простите! — не выдержал доктор Марек. — Для чего копают эту яму?

— Доктор, вы опять не о том, — укоряет унтерштурмфюрер. — Нехорошо, я могу рассердиться.

Наконец выкопана яма, эсэсовцы приступают к расстрелу. Выводят вахманы из сарая десять узников, приказывают раздеться у выхода, гонят голых, заставляют спускаться по доске с поперечными рейками в яму и ложиться лицом вниз. Прострочит эсэсовский автомат — гонят из сарая новых узников, укладывают в могилу. Спорится работа у вахманов и эсэсовцев, растут кучки одежды, яма заполняется, трупами.

Под аккомпанемент автоматных очередей унтерштурмфюрер продолжает расспрашивать доктора Марека о лечении болезни, которой никогда не страдал, потешается. У доктора Марека лицо покрылось бурыми пятнами, он умолкает.

— Доктор, почему вы молчите? Это просто невежливо.

— У меня там жена, — тихо говорит доктор Марек и неожиданно переходит на крик: — Мерзавец!

— Ты умрешь не так, как другие! — не повысил голоса унтерштурмфюрер.

Доктор Марек не слышит, не понимает, о чем тот говорит. Из могилы раздается женский крик, наполненный страданием и болью:

— Марек! Марек!..

Хохочет унтерштурмфюрер, хохочут эсэсовцы и вахманы. Доктор Марек никого не видит, слУшит только жену. Бросился к яме и прыгнул. Повезло доктору: эсэсовец-автоматчик не обратил внимания на то, что еврей в одежде, и выстрелил.

Досадно унтерштурмфюреру: не проучил доктора. Все же не стал злиться, чтобы не ронять свой авторитет перед эсэсовцами и вахманами. Как начал с шутки, так решил и закончить. Усмехнувшись, обратился к нему, Мисюре:

— Доктор тебя вылечил, теперь сделай ему одолжение. Пойди, проверь у него пульс, посмотри, как дышит.

Не знал, как поступить, все же нашел выход. Подошел к яме, посмотрел на покойников, снял карабин и дважды выстрелил в голову доктора. Вернулся, доложил:

— Пульс в норме, герр унтерштурмфюрер!

Отгремели автоматные очереди. Яма закидана землей. Приказал унтерштурмфюрер сложить одежду расстрелянных в пустующий домик: отдельно пальто, пиджаки к пиджакам, брюки к брюкам, белье отдельными стопками, обувь попарно связать шнурками.

Укладывая дырявые брюки, Лясгутин не выдержал:

— Ну и жмоты! На таком рванье строят гешефты. Да у нас бы в Одессе…

Хоть и не было поблизости немцев, решил все же прикрикнуть на него:

— Заткнись! Забудь про одесский бардак. У немцев во всем порядок!

В душе согласился с Лясгутиным: «Несправедливо! Столько возились с евреями, а немцы позарились на их паршивые тряпки».

Сложили еврейскую одежду в домик, унтерштурмфюрер запер дверь своим замком, ключ положил в карман, приказал:

— Охраняйте имущество, за вами и грузом приедут.

Уехали эсэсовцы, а они остались скучать в Наварии. Нечем заняться, не на что выпить, сами зарыли в землю тех, кого грабили. Раньше, до войны, пошли бы в клуб на танцы, куда-то на вечерницы. Теперь в Наварии нет клуба; если молодежь и собирается на вечерницы, там нечего делать. Отвыкли от таких развлечений, да и их чураются как зачумленных.

Тут-то Лясгутин показал свою предусмотрительность и находчивость. Подозвал его, Мисюру, к домику с барахлом:

— Есть предложение!

— Какое?

— Унтерштурмфюрер повесил на дверь хороший замок, он спокойно висит. Но когда складывали в домике германскую собственность, я позаботился о доступе свежего воздуха, на этом окошке поднял защелку, — хохочет Лясгутин. — Теперь остается нажать пальчиком, и окно распахнется. Конечно, там в основном рвань, но за отдельные вещи сеньоры из Наварии дадут самогон.

— Ну и стерва! — не так обрадовался рванью, как возможности отомстить жадным немцам. — Значит, как приняли замок под охрану, так и сдадим.

— Так точно! — по-швейковски козырнул Лясгутин.

— Тогда нажимай одним пальцем!

Распахнул Лясгутин окно, Прикидько, Коршунов и Панкратов с интересом заглядывают в барак.

— Будет беда, могли описать еврейские вещи! — как всегда, испугался Д риночкин.

— Не суй нос, если не имеешь понятия, — одернул Дриночкина. — Все время ходил с унтерштурмфюрером, он ничего не записывал.

— И не наша вина, если какой-то еврейчик не берег свое ценное здоровье и приехал на работу, не имея пальто, — вздохнул Лясгутин. — А другой мог с горя пропить пальтишко, третий — оставить сыну в наследство.

Два дня шла торговля, Сережа Лясгутин перепел все одесские песни. На третий день приехал грузовик со стрелками-молниями. С германским имуществом укатили в Дрогобыч. Встретил штурмфюрер Кунд, построил:

— Стажировка закончена, для дальнейшего несения службы направляетесь в Яновский лагерь. Вам повезло, будете жить в большом немецком городе Лемберге. Особо отмечаю успехи вахмана Мисюры, он зачислен кандидатом на должность обер-вахмана…

— Мисюра, на выход!

Идя по коридору, подумал, что вызывает начальник КГБ по его заявлению, но завели в кабинет Харитоненко. Следователь встретил как обычно, пригласил сесть, угостил сигаретой.

— Начальник областного управления КГБ рассмотрел ваше заявление и просил передать, что примет в ближайшее время. Мне приказал допросить по существу заявления.