Юлиан Шульмейстер - Расплата

— Гражданин генерал, не верится фантастическим оценкам моего имущества. Если можно, хотел бы познакомиться с документами, — охрипшим голосом Просит Мисюра.

— Пожалуйста! Алексей Петрович, познакомьте с документами.

Мисюра делает вид, что изучает описи и заключения. Не сомневается в правильности оценок, хорошо знает стоимость своих ценностей. Не ожидал такого допроса. А ведь генерал попал в самую точку: нынешняя власть — враг, требовалась другая, допускающая коммерческую инициативу и частную собственность, власть, при которой не надо прятаться со своим богатством за закрытыми ставнями. Вспоминаются бесконечные страхи, связанные с бриллиантами в сафьяновой шкатулке. Из-за них поставил квартиру на сигнализацию. Кому заявишь, если похитят, кого ждало большее наказание — вора или его самого? При другой власти он бы сумел развернуться, сумел бы себя показать. Размышляя об этом, рисовал заманчивые картины. Теперь нет ни почета, ни богатства, есть тюремная камера и генерал, залезающий в самую душу. Как объяснить, откуда бриллианты и золото, откуда все прочие ценности?.. Выход один — кое-кого утопить. Если генерал предположит, что основой богатства является еврейское золото, начнут еще больше копаться в военных годах. Нет, только не это. Придется по-новому каяться.

Возвращая документы, тяжко вздыхает.

— Гражданин генерал, второй раз, наверное, не встретимся — хочу, чтобы знали правду. Я не только изменник, я вор. Как стал вором? Из-за страха. Первые послевоенные годы денно и нощно ждал суда и расстрела, совсем измучился. Потом уверовал, что опасность миновала, и в возмещение за прежние страхи зажил на широкую ногу, не думая, что творю новые преступления. Считал себя удачливым ловкачом, будущее казалось безоблачным. И вдруг арест, снова замаячил расстрел. Вот и крутил, изворачивался, даже тут, у вас в кабинете. Сам себе опротивел. Все, с этим покончено, буду говорить чистую правду. Будь что будет, один раз помирать. Только поверьте: в войну изменил, теперь — не изменник, не желаю служить врагам нашей Родины. За свои преступления готов отвечать.

— Вам, Мисюра, есть о чем рассказать, если действительно решили дать правдивые показания. Советую как следует подумать и сообщить следователю, в чем признаете себя виновным. Сами признаете!

Увели Мисюру, ушел Харитоненко. Николай Петрович размышляет не о собранных доказательствах — о более важной проблеме. Вахманы и полицаи не приехали из Германии, оккупанты навербовали их в нашей стране. Эти люди росли в советских семьях, с нами учились в школах, с нами работали, пели те же песни. И вдруг… Нет, не вдруг! В Хелмском лагере десятки тысяч военнопленных предпочли смерть, предателями же стали единицы. Война лишь создала ситуацию, в которой смогла себя проявить и развиться уже созревшая скверна. Но созревшая на нашей земле! Конечно, не следует усматривать подготовку к измене в брошенном сгоряча слове, рожденном несправедливостью, непониманием, глупостью. Проблема намного сложнее и глубже. Один из бывших народогвардейцев немало рассказывал об Иване Лобищаке — отважном подпольщике. Когда нацисты тысячами уничтожали советских людей в Яновском лагере, в Цитадели и гетто, Лобищак сказал побратимам: «Еще одна война впереди, после победы. Тяжелейшая война с темными силами прошлого. В одних прошлое живет небольшой червоточиной, в других — полноправным хозяином». Правильно сказал. Пока живут силы прошлого, от измен нет гарантий. Мисюра и Лясгутин — проблема не только вчерашнего дня, но и сегодняшнего. Мисюроподобные восхищаются роскошью, изображенной в западных фильмах, слушают рассказы туристов, побывавших на Западе и ничего не понявших, с вожделением рассматривают фотографии бывших советских граждан около «своих автомобилей» и «своих котеджей». Как себя повели бы, окажись они на месте Мисюры в сорок первом году, как в сложной ситуаций могут себя повести? Лясгутины по-другому опасны: они — беззаботные расточители, считают, что живут вне политики, в результате становятся легкой добычей политики наших врагов. А чем опасны Панкратовы? Наверное, тем, что делают все, как им скажут, а кто и что скажет — безразлично. Лишь бы не думать, лишь бы самим не решать: мол, они люди маленькие. По-своему опасны люди, подобные Прикидько и Дриночкину… Надо обнажить истоки предательства и выставить на прилюдный суд.

Николай Петрович перечитывает план расследования преступлений бывшего обер-вахмана Николая Сушко. В разделе «Что установлено» записано: «Гражданин США, живет в Филадельфии, совместно с тестем Казимежем Пружняком владеет жилым домом и баром-рестораном под вывеской «Замок любви и веселья». Член УККА [6] Украинский конгрессовый комитет Америки — антисоветская организация украинских буржуазных националистов, обосновавшихся в США. , неоднократно выступал на различных сборищах «в защиту прав» украинцев СССР и против «угнетения» советских евреев. В списках фашистских преступников, приложенных к акту Чрезвычайной комиссии по расследованию фашистских зверств во Львовской области, проходит под восемнадцатым номером. В Яновском лагере командовал отделением, затем взводом вахманов. Активно участвовал во всех массовых расстрелах узников лагеря. Изобличен в убийстве тысячи двухсот советских граждан». Разделом «Дальнейшие следственные и оперативные действия» предусмотрено: «Представить Прокуратуре СССР следственные материалы, подтверждающие виновность Сушко, для предъявления требования правительству США о лишении военного преступника американского гражданства и выдаче для суда органам советского правосудия».

Выдать для суда! Разве выдадут военного преступника, если его можно использовать для враждебной политики против нашей страны! Даже если предъявить неоспоримые доказательства. Кому предъявить? Американская Фемида взвешивает доказательства своими весами: если «борец за права» клевещет, изворачивается, выкручивается, его показания всегда «достоверны и правильны»; если изобличают «борца за права» в злодеяниях, показания объявляются «недостоверными», «кознями Москвы»…

Николай Петрович возвращается к разделу «Что установлено». В следующем пункте записано: «Бывший начальник украинской полиции Равы-Русской Владимир Осидач и подчиненные ему полицейские систематически убивали узников рава-русского гетто. 7 декабря 1942 года Осидач участвовал в ликвидаций гетто. Расстрел узников производился специальной командой эсэсовцев и вахманов, в которую входили обер-вахман Сушко, вахманы Мисюра, Лясгутин, Панкратов, Дриночкин и Прикидько. Возглавлял команду комендант Яновского лагеря Вильгауз. Во время ликвидации гетто убито и отправлено в лагерь смерти Белзец тринадцать тысяч пятьсот евреев. Ныне Осидач — гражданин США, домовладелец, выдает себя за украинского деятеля, пострадавшего от «советских гонений».