Юлиан Шульмейстер - Расплата

— Еще кто-нибудь может подтвердить ваши поразительные показания?

— Советую побеседовать с теми, кто расстреливал девушку. Может, они тоже живут в Филадельфии.

— Может, имеются другие вопросы, связанные с обстоятельствами изнасилования и убийства девушки? — спрашивает американцев прокурор Дмитриевский.

Прокурору Натсону явно не по себе. Ведь убитая девушка могла быть его родственницей, одной из тех, о которых так много рассказывали родители. Представляет себе сестру Клару убитой, себя с родителями — в карантине, ожидающими смерти. Пьяные вахманы ведут Клару в вашраум…

— Скажите, свидетель! — обращается Натсон к Кону. — В день убийства обесчещенной девушки или позже вам не приходилось встречаться в лагере с ее родственниками?

— В это утро вахманы пригнали в карантин много евреев из гетто. Я видел, как какая-то женщина ходила вдоль изгороди, рыдала и звала дочку Розу. Через сутки всех узников карантина расстреляли на Песках.

На следующий день прокурор Дмитриевский, угощая американских коллег собственноручно сваренным кофе, предлагает:

— Если нет возражений, допросим обвиняемых Мисюру, Лясгутина и Панкратова по эпизоду изнасилования и убийства девушки.

— В России обвиняемые исключительно удачно для следствия изобличают друг друга, — иронично констатирует адвокат Петрушович.

— Свидетель Эдмунд Кон у вас не вызвал доверия, ибо был узником лагеря и по этой причине, по-вашему, предвзят к своим мучителям-вахманам, — напоминает прокурор Дмитриевский. — Показания обвиняемых для вас заранее сомнительны, ибо преступникам, как вам кажется, незачем изобличать своих сообщников. Какие же показания могут вызвать ваше доверие?

— Объективных свидетелей, не заинтересованных в деле, — глубокомысленно изрекает адвокат Петрушович.

— Но в Яновском лагере были только убийцы и истязаемые ими узники. Как же быть? Очевидно, следует сразу признать невозможность изобличения проживающих в Соединенных Штатах преступников?

— Я адвокат, мое дело не изобличать, а защищать, — цедит Петрушович с подчеркнутым безразличием. — Изыскивать и представлять доказательства — дело прокуратуры.

— Однако, дорогой коллега, нельзя заранее, без проверки, ставить под сомнение доказательства, — замечает Нил Шерман.

— А чем мы вчера занимались? — недоумевает Петрушович. — И нужен ли адвокат, если ставится под сомнение его право на критическую оценку доказательств? Без этого допросы превращаются в фарс.

— Для критической оценки надо сначала получить доказательства. Без яиц не сготовить яичницу, — напоминает прокурор Дмитриевский и после небольшой паузы предлагает: — Если больше нет возражений, приступим к работе.

Не отвечает адвокат Петрушович, на лице Нила Шермана промелькнула улыбка, Дэвид Натсон спрятал улыбку в усы.

— Молчание — знак согласия? — выясняет Николай Николаевич у адвоката.

— Согласен, но… — Петрушович разводит руками. — Не могу сейчас приступить к работе: третий день хожу в одном и том же костюме и даже в одной и той же сорочке. До сих пор не прибыл багаж.

— В магазинах продаются неплохие сорочки, — сообщает Николай Николаевич.

— Я привык к рубашкам, изготовленным американской фирмой Кручковского.

— Что будем делать? — обращается Дмитриевский к Шерману.

— Над господином адвокатом я не властен, — бесстрастно констатирует Шерман.

— Прошу принять извинения за то, что Аэрофлот своевременно не доставил багаж. Сожалею, что сорочка фирмы Кручковского препятствует нашей работе. Примем необходимые меры, — заверяет Николай Николаевич.

— Буду признателен! — отвечает Петрушович небрежным поклоном.

Ушли американские гости, Дмитриевский запирает в сейф дело, с горечью думает о том, с чем явится к Ивану Тихоновичу. Петрушович бесцеремонно и нагло сорвал работу, пропал день, один из немногих. Значит, меньше будет проверено доказательств, а это как раз и требуется пригретым в Соединенных Штатах преступникам и их покровителям. Потом покровители скажут: «Рады бы содействовать, но нет достаточных оснований для лишения указанных лиц американского гражданства. У нас демократия, каждого американца защищает закон». Нехитрые приемы у мистера Петрушовича, а он, Николай Николаевич, не смог их парировать. Не сумел продумать всех мелочей.

Взволновал Ивана Тихоновича доклад Дмитриевского.

— Ну и сукин сын! А какова позиция Шермана и других прокуроров?

— Пока неясна, — вспоминает Николай Николаевич поведение американских юристов на следствии. — Дэвид Натсон — еврей, и, мне кажется, его задело за живое участие вахманов в уничтожении еврейского населения Львова. В то же время он не очень скрывает нелояльное отношение к нашей стране. Во время допроса Кона, когда тот заявил, что Советская власть его, еврея, спасла и создала счастливую жизнь, Натсон иронически заметил: «Все может быть».

Работа с прокурором Хамбермелом заставила прокурора Литовченко о многом задуматься. Не побоялся же честный и благородный юрист пойти против многих правителей своего государства, потребовать осуждения Ментена. Почему же Шерман не пресек наглые действия Петрушовича? Известно, что в США допустимы любые адвокатские выкрутасы для защиты преступников, если они не посягают на государственные основы. Господин Петрушович защищает во Львове не только нацистских преступников, но и политику своего государства. Его наглости надо противопоставить выдержку. Адвокат и другие американские коллеги не позже завтрашнего дня должны получить свой багаж.

— Свяжитесь с Аэрофлотом, проинформируйте Прокуратуру Союза. Каковы планы на завтрашний день?

— Предложил американцам допросить обвиняемых Мисюру, Лясгутина и Панкратова, свидетельствующих о преступлениях Сушко и Осидача. Все трое обвиняемых видели, как Сушко изнасиловал девушку Розу и затем смертельно ранил. Под его командованием все трое вместе с начальником рава-русской украинской полиции Осидачем участвовали в отправке евреев рава-русского гетто в Яновский лагерь, в убийствах узников гетто.

В десять утра, как и было условлено, Нил Шерман и Дэвид Натсон зашли в кабинет Дмитриевского. Двумя минутами позже зашел адвокат Петрушович.

— Вам очень идет новый костюм, — приветствует Дмитриевский американского адвоката.

Петрушович буркнул что-то неопределенное, Нил Шерман, смягчая его невежливость, шутит:

— Мы смогли убедиться во всесилии прокурора Литовченко и на земле, и на небе.

Ушел Шерман знакомиться с материалами дела; Дмитриевский, Натсон и Петрушович приступили к допросу Мисюры. Переводчик Иван Низовой с монотонной беспристрастностью переводит, мисс Адамс стенографирует на портативной машинке.