Филипп Гуревич - Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

Она еще сказала так:

— С ТЕЧЕНИЕМ ВРЕМЕНИ ЭТА ТРАВМА НАПОМИНАЕТ О СЕБЕ ВСЕ ЧАЩЕ — В ЭТОМ ГОДУ ЧАЩЕ, ЧЕМ В ПРОШЛОМ.Так чего же мне ждать от следующего года? Нас-то немного спасает работа, но многие люди глубоко погружаются в депрессию. Боюсь, становится только хуже. Мне чаще снятся сны о сестрах, и я кричу во сне по ночам.

У Одетты был один племянник, который пережил геноцид в Кинуну, на том холме в Гисеньи, где Одетта родилась. Она навестила его только раз, чтобы помочь похоронить погибших, которых было много, и больше возвращаться не захотела.

— Все эти тамошние хуту смотрели на нас, когда мы приехали, и некоторые хотели меня обнять, — рассказывала она. — Я завопила: «Не прикасайтесь ко мне! Куда вы дели всех наших?» Один из них был женат на моей кузине. Я спросила: «Где Тереза?» Он ответил: «Я ничего не мог сделать». Я спрашиваю: «Что ты имеешь в виду?» Он говорит: «Это сделал не я». Я сказала ему: «Я не хочу тебя видеть. Я не желаю тебя знать». Теперь все местные хуту, завидев машину, которая едет к моему племяннику, бросаются прятаться. Некоторые скажут, что я экстремистка, потому что я не могу принять и терпеть людей, которые убили моих родственников. Так что, если им пришлось испугаться разок в своей жизни — а я боялась с тех пор, как мне было три года, — пусть знают, каково это.

Одетта рассказала, как трудно заводить новых друзей среди возвращенцев.

— Они привезли с собой все свое. Они могут смеяться, устраивать вечеринки. В нашей среде постоянно рассказывают о геноциде, а им не нравится слушать о нем. Если они видят, что я замужем за хуту, что у меня есть старые друзья-хуту, они этого не понимают. Право, теперь каждый живет сам по себе.

Еще она рассказал такую историю:

— Я разговаривала со своим самым младшим, Патриком. Спросила: «О чем ты думаешь?» Он ответил: «О тех двух парнях, которые пришли к нам с мачете. Это мне все время вспоминается». ДЕТИ НЕ ИДУТ ГУЛЯТЬ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ, ИХ ПРИХОДИТСЯ ВЫГОНЯТЬ НА УЛИЦУ — ОНИ ПРЕДПОЧИТАЮТ СИДЕТЬ ДОМА. ОНИ МНОГО ДУМАЮТ ОБ ЭТОМ. МОЙ МАЛЫШ ПАТРИК, ОН ОДИН УХОДИТ В КОМНАТУ И ЗАГЛЯДЫВАЕТ ПОД КРОВАТЬ, ПРОВЕРЯЕТ, НЕТ ЛИ ТАМ ИНТЕРАХАМВЕ .Моя дочь Арриана училась в очень хорошем пансионе в Найроби, и как-то раз ночью она села в кровати, переживая все заново, и расплакалась. В полночь по коридору проходила староста общежития, и они провели почти всю ночь вместе. Арриана рассказала ей, что было с нами, и староста была поражена до глубины души. Она и понятия об этом не имела. А ведь она была кенийка. Никто на самом деле ничего не знает. Никто и не хочет знать.

Одетта кивком указала на мой блокнот, в котором я делал заметки, пока она рассказывала:

— Люди в Америке действительно захотят это читать? Мне советуют это записывать, но это записано внутри меня. Я почти надеюсь, что настанет тот день, когда я смогу забыть.

В один из дней в Кигали я столкнулся с Эдмоном Мругамбой, человеком, с которым как-то познакомился в городе, и он предложил мне вместе с ним съездить к выгребной яме, в которую сбросили его сестру со всей семьей во время геноцида. Он уже рассказывал мне эту историю. Помню, как он издавал свистящий звук — тча, тча, тча — и рубил рукой воздух, описывая убийство сестры.

Эдмон ездил на «Мерседесе», одном из немногих, оставшихся в Руанде, и был одет в полинялую джинсовую рубаху, джинсы и черные ковбойские сапоги. Раньше он работал в немецкой развивающей программе в Кигали, и жена его была немкой; после геноцида она осталась в Берлине вместе с их детьми. Пока мы ехали в сторону аэропорта, Эдмон рассказал мне, что он немало поездил по миру и что после многочисленных поездок в Восточную Африку и Европу у него всегда было ощущение, что руандийцы — самые славные, самые достойные люди на свете. Но теперь он не мог снова вызвать в себе это чувство. В 1990 г., после первого нападения РПФ, ему угрожали, потому что он был тутси; он уехал в изгнание и вернулся только после того, как пришло к власти новое правительство. Эдмону было под сорок; его отец был скотоводом в Кигали. Его старший брат погиб во время массовых убийств 1963 г.

— Это я даже не говорю о своих дядьях, убитых в 59‑м и 61‑м, — говорил он, — о бабушке, которую сожгли в ее доме, о дяде по матери, медбрате, которого изрубили на куски. Было много других убитых, а кое-кому повезло уехать в Уганду.

Сам Эдмон 11 лет прожил в Бурунди, прежде чем вернуться на родину при Хабьяримане и найти работу у немцев. Он показал мне свою фотографию в полной камуфляжной форме и шляпе для буша с вислыми полями цвета хаки. В 1993 г. он уехал из Германии в Уганду и готовился вступить в РПФ, но, сказал он, «потом у меня прорвался аппендикс, и мне пришлось перенести операцию».

Эдмон говорил тихо, но очень экспрессивно, и его бородатое выразительное лицо чуть заметно морщилось. Несмотря на свои злоключения, сказал он мне, он никогда не представлял всей глубины уродства, всей гнусности — «болезни», как он сказал, — которая постигла Руанду, и не мог понять, как все это могло так хорошо маскироваться. Он говорил:

— Животные тоже убивают, но никогда не стараются полностью изничтожить целую расу. И кто же мы такие в этом мире?

Эдмон вернулся из эмиграции, потому что понял, что ему нестерпимо жить в чужой стране, думая, что в Руанде он мог бы приносить пользу. Теперь он жил один в маленьком темном доме вдвоем с молодым парнишкой, его племянником, который осиротел во время геноцида.

— И я порой спрашиваю себя: имеет ли мое присутствие здесь хоть какое-то значение? — размышлял он вслух. — Построить новую Руанду… Я постоянно мечтаю. Я мечтаю создать теорию этой истории насилия. Я мечтаю положить ей конец.

Возле окраин Кигали мы повернули на красноземный проселок, который сужался и уходил вниз между высокими изгородями из тростника, окружавшими скромные домики. Синие металлические ворота, ведущие к дому его погибшей сестры, стояли распахнутые настежь. Семейство скваттеров [18] Сквотирование, или сквоттинг (англ. Squatting), — акт самовольного заселения покинутого или незанятого места или здания лицами (скваттерами, или сквоттерами), не являющимися его юридическими собственниками или арендаторами. — Википедия. — тутси, только что возвратившиеся из Бурунди, — сидели в гостиной, играя в «скрэббл». Эдмон проигнорировал их. Он повел меня вокруг дома к загородке из высохших банановых пальм. Там были вырыты две ямы в земле, примерно в футе друг от друга, около трех футов в диаметре [19] Приблизительно метр в диаметре. — аккуратные, глубокие, выкопанные машиной колодцы. Эдмон ухватился за куст, наклонился над ямами и сказал:

— Берцовые кости видно.