Андрей Соколов - «Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

95. RA. 6709 (48).

96. АВПРИ. Ф. 35/6. Д. 41 1. Л. 81, 97.

97. Там же. Д. 412. Л. 44.

98. JHC. V. XLVI. L. 1791. Р 10.

99. АВПРИ. Ф. 35/6. Д. 409. Л. 25–26 об.

100. Ehrman J. The Younger Pitt. The Reluctant Transition. Stanford. 1983. P. 22.

101. АВПРИ. Ф. 35/6. Д. 409. Л. 31.

102. Там же. Л. 33.

103. Там же. Л. 40.

104. Там же. Л. 45 об.

105. Там же. Л. 46.

106. Там же. Л. 46 об.

107. Архив кн. Воронцова. Т. XII. М. 1877. С. 67–68.

108. АВПРИ. ф. 35/6. Д. 420. Л. 9 об.–10.

109. Ehrman J. Op. cit. P. 28.

110. Derry J. Politics in the Age of Fox, Pitt and Liverpool. Continuity and Transition. N. Y. 1990. P. 53–55.

В историографии давно сложилось мнение, что после Семилетней войны, особенно после Американской революции, в результате которой Великобритания лишилась 13 североамериканских колоний, начался переход от Старой империи, называемой еще Первой, ко Второй империи, основу которой составили владения на Востоке. В процессе этого перехода происходил отказ от «старой колониальной системы» и выработка новых форм колониального управления. «Натиск на Восток» обычно изображался как результат планомерной политики правящих кругов Великобритании, стремившихся компенсировать потерю прежних колониальных владений новыми завоеваниями. В современной историографии существует тенденция, приверженцы которой склонны рассматривать создание Новой империи не как закономерное последствие реализации некоего «имперского плана», а как исторический феномен, источником возникновения которого являлись не целенаправленные действия министров, а иные факторы, главными из которых были процессы, проходившие на колониальной периферии без прямого вмешательства британского государства, а также, что важно в русле нашей темы, ход политической борьбы различных группировок в правящих кругах страны.

Парижский мир 1763 года изменил соотношение сил на американском континенте. Вытеснив Францию со значительной части ее владений на этом континенте, Англия сама создала в Америке новую геополитическую ситуацию Непосредственная угроза со стороны Франции и враждебных индейских племен была устранена. Историки Р. Такер и Д. Хендриксон писали: «О Питте, который больше других предопределил новое устройство, часто писали как о величайшей государственном деятеле, который привел Великобританию к зениту славы и силы. На самом деле он был главным архитектором ее распада». Они напоминали, что Д. Юм ненавидел «злобного безумного Питта» <1>. После подписания Парижского мира начался новый этап колониальной политики Великобритании в Северной Америке, содержание которого в течение многих десятилетий вызывало споры историков. Кто-то остроумно заметил, что Англия потеряла свои американские колонии, потому что Гренвил был первым министром, который стал читать депеши оттуда. За этой фразой скрывается версия причин Американской революции, которая и сейчас продолжает занимать в историографии важное место. Если до Парижского мира метрополия, проводя политику «благотворного пренебрежения», почти не вмешивалась в дела колоний, то позднее, когда после Бьюта руководителем правительства стал Гренвил, ситуации изменилась: начала осуществляться программа усиления имперского контроля. Современники ощущали новую тенденцию. В октябре 1763 г., то есть сразу после появления королевской прокламации, А.Воронцов сообщал в Петербург: «Сия пиеса за весма изрядную почитается, и сколь мне известно, есть люди здесь, которые интересованы в торговле, и оные крайне доволны сим учреждением являются. Теперь начинает министерство, особливо граф Галифакс и лорд Хиллсборо, помышлять об учреждениях и приводе в разных частях света здешние поселения в гораздо лутчее состояние, дабы тем наградить то возможности потерянное время, ибо по заключении мира по сие время регламентов не выходило о сем важном для сей нации деле» <2>.

Историки также поддерживают точку зрения, что после 1763 года в колониальной политике Великобритании произошли существенные изменения. Однако дальше начинаются разногласия. Одни объясняют условия Парижского мира и дальнейшие действия английских министров изменением концепции империи. Дж. Бир считал, что ценность колоний определялась теперь емкостью их рынков для сбыта английской мануфактуры. Для В. Харлоу это – переход от империи, основанной на меркантилистских принципах, к территориальной империи. Еще до Харлоу Эндрюс указывал, что после Семилетней войны «имперский интерес занял место, прежде принадлежавшее меркантилистским идеям» <3>. Другие историки, в том числе близкие к марксизму, связывали изменения в политике Великобритании с последствиями начавшейся промышленной революции. Историки-нэмиристы со свойственным им критическим отношением к политическим деятелям 60–80-х гг. ХVIII века объясняли их политику недальновидностью и узкофракционными интересами: Парижский мир заключал третьеразрядный политик Бьют, а для Гренвила и его преемников американские дела были не более чем средством сохранения и увеличения своего политического влияния.

Исследователи по-разному расценивали сам характер имперской программы 1760-х гг. Историки XIX века, причем как английские, так и американские, рассматривали действия британских политиков как ошибочные или нарушавшие права колонистов. Подобная интерпретация идет от самих участников Американской революции, утверждавших, что Америка была послушна до тех пор, пока Великобритания не нарушила тиранически традиционные принципы взаимоотношений с колониями. Современный американский историк Б. Бейлин, показавший, насколько «взрывоопасной» и потенциально революционной была ситуация в североамериканских колониях уже в середине ХVIII века, тем не менее допускал, что если бы не меры, принятые метрополией, «испорченный» механизм все же продолжал бы функционировать еще неизвестно сколько долгое время <4>. Другой американский исследователь, Дж. Грин, предполагал, что если бы Великобритания при Гренвиле не нарушила обычных правил взаимоотношений с колониями, «вполне возможно, что американцы сохраняли бы послушание еще на протяжении долгого времени» <5>.

Другая группа историков, анализируя политику британских правительств в 1763–1775 гг., обнаруживает в ней мало нового по сравнению со временем до Семилетней войны. Метрополия ни в чем не нарушила прежних норм взаимоотношений с колониями. Английский историк Кристи доказывал, что меры Гренвила не были неразумными и агрессивными, напротив, были весьма логичными в обстоятельствах того времени <6>. Американский историк Фр. Виквайер отмечал, что репутация Гренвила была испорчена историками вигского направления: в худшем случае он выглядел в их трудах как злодей, в лучшем как упрямец. Интересуясь только увеличением государственных доходов, Гренвил якобы не дал себе труда задуматься над возможными последствиями своей политики <7>. Более осторожно сформулировал свое отношение к Гренвилу Т. Бэрроу. Он писал, что «принимая во внимание серьезность положения, долгое пренебрежение и бездействие Великобритании, по крайней мере, некоторые шаги Гренвила представляются мудрыми. В то же время они создавали опасность усиления оппозиции в колониях и не предусматривали путей для ее подавления» <8>.