Коллектив авторов - Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

Выводы тверского, тульского, орловского, нижегородского и волынского губернаторов завершали общую характеристику пореформенной волостной юстиции: «Волостные суды, пользуясь своей бесконтрольностью в решениях своих, весьма часто оставляя в стороне и закон писаный, и закон обычный, увлекаются произволом, решая дела в пользу лиц более или менее близких к судьям, или, руководствуясь влиянием волостного старшины и волостного писаря, или, наконец, просто под влиянием ведра водки» [430]. Тульский губернатор П. М. Дараган прямо заявил в своем отзыве: «верно то, что волостные суды решительно не удались, точно также как они не удались и в казенных селениях, где номинально существуют уже несколько десятков лет» [431]. Ему вторил орловский губернатор Н. В. Левашов: «ожидания, возникшие в литературе, что эти суды будут служить проводниками в жизнь обычного права, живущего в народном сознании, оказались преувеличенными» [432]. Начальники губерний признавали, что через два с половиной года после проведения реформы в некоторых волостях новый суд вообще не начинал своей деятельности. Волынский губернатор М. И. Чертков привел даже некоторую статистику: «Крестьяне двух третей общего итога селений не обращались к волостному суду» [433]. С ним был согласен глава Нижегородской губернии А. А. Одинцов: «До сих пор крестьяне чаще обращаются к разбирательству своих стариков или сельских сходов, или приносят просьбы мировым посредникам, или местам и лицам, до которых дела их не относятся» [434].

Высказывание нижегородского губернатора нуждается в отдельном комментарии. Неоднозначное положение волостных судов в системе иерархии пореформенных местных судов по малозначительным проступкам и имущественным спорам приводило к попыткам членов крестьянских общин заменить волостные суды «домашними судами», «судами стариков» и даже сельскими сходами «по давно принятому и вкоренившемуся обычаю». «Самосуд» присутствовал в крестьянской повседневной жизни на протяжении многих столетий, и волостной суд, организованный правительством, для них не имел большого значения. Попытки власти вывести «из тени» многовековую традиционную систему обычного права за счет внедрения специального суда в крестьянском самоуправлении не давали желаемого эффекта. В первые пореформенные годы община оказывала молчаливое сопротивление, отстаивая право на собственный устный «самосуд».

Губернаторы прибегли к вполне эмоциональному описанию недостатков едва возданной системы, указывая, что «так называемое обычное право в них играло самую последнюю роль». Псковский губернатор В. Н. Муравьев сообщал, что часто слышал от крестьян: «Не дай бог нашего мужицкого суда» [435]. Калужский губернатор Э. В. Лерхе возмущался двойными наказаниями за один и тот же проступок [436]. Орловский губернатор призывал «умерить резкость приговоров, составляемых по обычному праву» [437]. Волынский губернатор писал о явных нарушениях волостными судами действовавшего законодательства в отношении женщин [438].

Надо сказать, что у волостного суда среди губернаторов были и адвокаты, впрочем, как уже упоминалось, весьма немногочисленные. Так, комментируя суровые наказания женщин, имевшие место в волостном суде, казанский губернатор М. К. Нарышкин отмечал: «Если один из мировых посредников… и находит, что решения волостных судов при разборе семейных ссор не беспристрастны относительно осуждения женщин, то подобный факт (если он и существует) следует отнести не к пристрастию судей, а к существовавшему и существующему в народе верованию, что жена должна постоянно состоять под управлением и властью мужа и с терпением переносить хотя бы и незаслуженные от него обиды: „Так Бог ей судил“ – говорит голос народа, и в этом случае трудно осудить волостных судей за пристрастное осуждение женщины, когда осуждение это вытекает из их религиозных верований и из убеждений, выработанных многими поколениями» [439].

Анализ этих записок показывает, что начальники губерний, в целом понимавшие необходимость введения волостного суда, инкорпорировавшего большую часть населения империи в правовое поле и обеспечивавшего устойчивость власти в регионах, критично относились к отсутствию унитарных подходов в решении одинаковых судебных дел и избранию на роль судей людей, которые были неподконтрольны даже на уровне низовой структуры местного управления.

При этом, критикуя организацию волостного суда, губернаторы не предлагали действенных «рецептов» по исправлению сложившейся ситуации в системе взаимодействия «волостного начальства». Показательно в этом отношении обсуждение вопросов, связанных с вмешательством волостных старшин, писарей и сельских старост в процесс судопроизводства. Обративший внимание на этот аспект рязанский губернатор П. Д. Стремоухов отмечал, что «нередко старшины и старосты, вопреки Положения участвуют в разборе дел, и, как начальники, имеют безусловное влияние на направление решения. Были примеры, что старшины созывали старост или стариков и в таком виде присваивали себе власть волостных судей» [440]. Однако при всем понимании логики, представленной губернатором, остается вопрос: каким образом можно было исключить волостного старшину, писаря и даже старосту из деятельности волостных судей? Старшины – фактические главы волостей – часто сами инициировали судебные дела, писари сопровождали судебные процессы, а старосты выступали лидерами крестьянских общин, поэтому являлись самыми необходимыми свидетелями.

Спустя два десятилетия вопрос деятельности волостных судов все еще был актуален. В июне 1883 года в рамках работы особой комиссии для составления проектов местного управления под председательством члена Государственного совета, действительного тайного советника М. С. Каханова (так называемая Кахановская комиссия) министр внутренних дел Д. А. Толстой издал секретный циркуляр «О доставлении соображений и заключений по вопросам, касающимся предположений об изменении в местных учреждениях». Один из вопросов циркуляра касался реформирования волостного суда. Сама формулировка запроса свидетельствовала о признании огромных проблем и о стремлении взять курс на преобразования в этой сфере: «Каким изменениям должны быть подвергнуты существующие крестьянские суды, нужна ли для них высшая кассационная или ревизионная инстанция, и какая именно?» [441]Отвечавшие на эти вопросы главы регионов Российской империи подтвердили необходимость более эффективного контроля деятельности независимого волостного суда. Мнения на сей раз 30 губернаторов нашли отражение в комплексных проектах преобразования волостной юстиции. Последние предлагали самый широкий спектр изменений – от введения апелляционных инстанций до объединения судебной и административной ветвей власти на волостном уровне, от усиления надзора за волостными судьями со стороны «специальных начальников» до издания специального судебного устава по обычному праву или признания деятельности неформальных судебных структур в крестьянских общинах («сельские суды», «суды общины», «суд стариков») и их закрепления в качестве первичных инстанций волостных судов. Обсуждался также и вопрос подчинения волостной юстиции судебно-мировым учреждениям. Самые радикальные предложения поддерживали идеи полной ликвидации «неисправимого» волостного суда [442].