Коллектив авторов - Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

Интереснейшая работа Дж. Бурбэнк основывается на анализе большой политической картины развития империи и охватывает значительный в хронологическом отношении период. На уровне макроанализа сложно не согласиться с мнением Дж. Бурбэнк об отсутствии у российской власти достаточных ресурсов для внедрения единообразных законодательных стандартов по контролю населения на огромной территории и решения последней задачи в том числе за счет введения системы волостных судов, позволявших с минимальными затратами инкорпорировать неформальное крестьянское судопроизводство в государственную систему судопроизводства. К тому же это позволило сохранить крестьянскую общину, обладавшую с этого момента полномочиями для самостоятельного управления, как структуру, признававшую верховенство власти и платившую налоги и подати.

Но действительно ли волостной суд был «необычайно удачной» инициативой, «превратившей закон в часть повседневной жизни для большинства населения Российской империи» [423]? Отметим сразу, что если изменить масштаб и привлечь источники, отложившиеся на региональном уровне, то взгляд на реализацию реформы и достигнутые результаты может существенно измениться.

Огромный массив материалов, хранящихся в региональных российских архивах, свидетельствует: процессы «принятия» волостного суда не только профессиональным судебным сообществом, интеллигенцией и властью, но самим крестьянством проходил очень сложно. Идеальный образ самоуправления и суда, существовавшего, с одной стороны, по своим нормам и правилам, а с другой, эффективно взаимодействующего с органами государственной власти в вопросах социального и экономического развития территорий империи, в действительности был мало соотносим с реальностью.

Реализация «Общего положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» рассматривалась властью как процесс сложный и потенциально конфликтный. Ожидали возникновения проблем и в связи с введением волостных судов. Именно поэтому в апреле 1861 года Главный комитет об устройстве сельского состояния определил, что «возникавшие при введении в губерниях Положений о крестьянах недоразумения и вопросы должны быть передаваемы по принадлежности в местные губернские по крестьянским делам присутствия, которые, в случаях встреченных ими сомнений, представляют о том, чрез начальников губерний, министру внутренних дел для дальнейшего направления сих дел» [424]. Иными словами, при возникновении сложностей вопрос мог выноситься через посредство губернаторов прямо в министерство.

Обращения в органы исполнительной власти в связи с деятельностью волостных судов быстро стали массовыми. Министерствам юстиции и внутренних дел приходилось почти в ежедневном режиме отвечать на простые и сложные вопросы об организации деятельности волостного суда.

Министр внутренних дел П. А. Валуев был хорошо осведомлен о проблемах в новом крестьянском учреждении. Всего через несколько месяцев после определения процедуры он начал получать предметные запросы от губернаторов. Так, в августе 1861 года санкт-петербургский военный генерал-губернатор П. Н. Игнатьев обратился к П. А. Валуеву с просьбой пояснить, на год или на три года избираются волостные судьи. Аналогичные вопросы возникли у оренбургского, пензенского и полтавского губернаторов [425]. Валуев посоветовал опираться на ст. 93 «Общего положения» и избирать волостных судей сроком на год. Подобных курьезных прецедентов в рамках изучения в известном смысле рамочного закона о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, было множество: министерство и различные ведомства перманентно отвечали на вопросы, замечания и предложения представителей общественных и властных кругов разных регионов Российской империи. Неудивительно поэтому, что П. А. Валуев во всеподданнейшем отчете по реализации крестьянской реформы 1861 года прямо признал наличие многочисленных проблем при создании и функционировании волостной юстиции [426].

На формирование отрицательного мнения высокопоставленных чиновников по этому вопросу оказывали влияние и «вести с полей», то есть отчеты, письма, прошения, а также обсуждения работы волостных судов в прессе. В начале 1864 года П. А. Валуев получил 39 отзывов начальников российских губерний, посвященных пореформенной системе крестьянского самоуправления. 24 губернатора заявили о несостоятельности волостного суда, 8 руководителей губерний не выразили мнений о крестьянской юстиции, 3 начальника отметили и позитивные, и негативные стороны нового судопроизводства. Большинство губернаторов признали волостную юстицию «несостоятельной»: лишь 4 из 39 руководителей губерний «положительно отозвались» о крестьянских судах [427]. Примечательно образное выражение владимирского губернатора А. П. Самсонова в отношении последней категории лиц: «Безусловные похвалы, высказанные до сих пор в отношении волостных судов, всего вероятнее, сделаны людьми, смотревшими на дело с одной только теоретической стороны» [428].

Круг основных претензий, высказанных губернаторами, можно свести к пяти основным позициям. Во-первых, новое официальное «судилище» представляло собой искусственное объединение разнородных сельских обществ для выполнения судебно-полицейских функций и выступало неудачной альтернативой настоящим народным судам «стариков» или «мирским сходкам», на которых традиционно решалось большинство имущественных споров крестьян в рамках обычного права. Во-вторых, удаленность волостных правлений, где проходили очередные коллегиальные заседания судей, от разбросанных на больших пространствах сельских обществ снизило мотивацию избранных на общественные должности судей; последние исполняли свои обязанности «вяло и неохотно», что усилило административное влияние волостных старшин и писарей, которые беззастенчиво диктовали свою волю неграмотным служителям крестьянской Фемиды. В-третьих, непонимание судебных функций, «невежество» и постоянная смена крестьянских судей (при коротком сроке исполнения обязанностей), выбранных к тому же из разных селений и часто по остаточному принципу, вели к перманентному «превышению» их полномочий, «бессмысленности», «пристрастности» и «несправедливости» в производстве судебных дел. В-четвертых, безвозмездная деятельность «безнравственных» стражей закона воспринималась ими в качестве «повинности» и определяла рост коррупционной составляющей – общепризнанным фактом становилось «угощение вином», превращавшее «волостной суд в увеселительное заведение». И наконец, в-пятых, безапелляционность волостного суда, решения которого были окончательными и не подлежали обжалованию, противоречила принципам объективности рассмотрения дел и справедливости судопроизводства [429].