Наум Синдаловский - Мятежный Петербург. Сто лет бунтов, восстаний и революций в городском фольклоре

Во время войны в мальчике резко обострились внутренние противоречия, доселе не мучившие его. В монаршей семье существовал негласный обычай, который никогда не подвергался сомнению ни детьми, ни родителями. Семья была двуязычной, и поэтому с русским папой дети разговаривали по-русски, а с немецкой мамой, соответственно, по-немецки. Это было не только естественно, но и романтично. Но война, в результате которой Россия и Германия стали непримиримыми врагами, всё смешала и перепутала в слабой, неокрепшей душе ребёнка. До нашего времени дошёл не то анекдот, не то легенда о том, как один генерал, проходя коридорами Зимнего дворца, повстречал плачущего наследника престола. Генерал, участливо погладив мальчика по голове, спросил: «Кто тебя обидел, малыш?», и цесаревич сквозь слёзы ответил: «Когда русских бьют, папа плачет. Когда немцев бьют, мама плачет. А когда мне плакать?»

В годы Первой мировой войны всеобщая неприязнь к императрице переросла в ненависть. Николая II и Александру Фёдоровну язвительно называли: «Гражданин Романов и его жена Александра Немецкая». Александру Фёдоровну считали немецкой шпионкой и иначе чем «Немецкая царица» не называли. Пожилые люди должны помнить дворовые дразнилки, полностью состоящие из просторечных имён монаршей семьи: «Царь Николаша, жена его Саша и матерь Маша» и «Государь наш Николашка, жена его Сашка, мать его Машка». Выглядело это сознательным унижением.

Городская молва легко находила доказательства. Будто бы хитроумный Бисмарк специально организовал брак немецкой принцессы с будущим русским царём, чтобы она могла «возглавить немецкий шпионаж в России». Говорили, что она «сносится с германским штабом по прямому проводу из Царского Села и выдаёт государственные тайны». Дело доходило до того, что в Ставке главнокомандующего, как утверждает фольклор, этому верили и будто бы даже вынашивали мысли о возможном заточении императрицы в монастырь.

Между тем во время русско-германской войны Александра Фёдоровна, как считают многие историки, была «более русской», чем многие царедворцы из близкого окружения императора. Она занималась довольно активной благотворительной деятельностью, часто ездила по госпиталям, разнося подарки раненым солдатам, стараясь поднять их боевой дух. Иногда от имени государя вручала ордена. Однако среди солдат того времени распространилась суеверная примета: Георгиевский крест из рук императрицы обязательно приведёт к гибели на фронте.

Кроме того, по свидетельству историков, Александра Фёдоровна была преданной супругой, прекрасной матерью и уже только поэтому была патриоткой своей русской родины.

Судьба бывшей немецкой принцессы в России сложилась драматически. И если Александра Фёдоровна в чём-то виновата пред своим новым отечеством, то она полностью искупила эту вину в ночь с 16 на 17 июля 1918 года, когда её расстреляли большевики в Ипатьевском доме Екатеринбурга вместе с мужем, любимыми детьми и верными слугами.

Петербургский городской фольклор сохранил хоть и несколько необычную, но всё-таки память об Александре Фёдоровне. По легенде, духи «Красная Москва», запах которых считался фирменным запахом советской эпохи, на самом деле не изобретение большевиков. Знатокам отечественного парфюма они были известны ещё до революции и носили название «Любимый запах императрицы».

Вернёмся, однако, к жизни самого императора. В государственных делах Николай II отличался завидной выдержкой, серьёзно и долго обдумывая те или иные решения. Рассказывают, что, даже когда он получил телеграмму о катастрофе под Цусимой, внешнее спокойствие его не покинуло. Телеграмму императору вручили во время игры в теннис. Николай прочитал, положил в карман и сказал: «Кто-нибудь хочет сыграть ещё один сет?» Таким же сдержанным был он и в своих маленьких слабостях. Известно, что он любил выпить рюмку коньяку, закусывая его ломтиком лимона, посыпанным молотым кофе или сахарным песком. Говорят, такую закуску изобрёл он сам. Во всяком случае, в Петербурге она стала распространённой, и называли её не иначе как именем императора: «Николаевские капельки», «Миколайчик» или «Николашка». Такое амикошонство доходило до того, что в народе возник шутливый обычай переноса на себя его монаршего статуса. До сих пор можно услышать ироническое восклицание о себе самом или о ком-либо: «Мы, Николай Второй!».

Но все эти, что называется, домашние качества императора оборачивались ему во вред. Простота в общении делала его в глазах недоброжелателей простачком, выдержка — тугодумом, терпение — безответным и так далее. Например, долгое время в Петербурге пересказывали популярный анекдот, связанный с коронацией Николая. Будто бы в одной из столичных газет появилось сообщение, в которое вкралась хоть и досадная, но весьма характерная опечатка. «На голове царствующего венценосца ослепительным блеском сияла ворона», — сообщала газета своим читателям об императоре с короной на голове. Но самое главное состояло в том, что какая-то потаённая правда во всём этом была. В народе это чувствовали и не раз предпринимались попытки это чувство сформулировать: «На столбе висит корона, Николай Второй — ворона», «От Петербурга до Алтая нет глупее Николая», «Николашка-дурачок», «Царь-баба», «Царскосельский суслик», «Большой господин маленького роста».

Петербургский фольклор обладал одним важным качеством: он был откровенным до прямолинейности. Один мужик прилюдно назвал Николая II дураком. Кто-то донёс уряднику, и тот вызвал мужика на допрос. «Это я не про нашего Николая сказал, — оправдывается мужик, — а про черногорского царя. Он тоже Николай». — «Не морочь мне голову, — говорит урядник, — если дурак, то это уж точно наш». И второй анекдот, характеризующий простоту императора Николая II, граничащую с глупостью. Купчиха Семижопова написала на высочайшее имя прошение об изменении фамилии. Николай наложил резолюцию: «Хватит и пяти».

Если верить городскому фольклору, вся жизнь Николая II прошла под знаком мистики. В бытность свою наследником престола Николай Александрович жил в Аничковом дворце и там, как рассказывает легенда, однажды повстречался с таинственной «Белой дамой», призраком, встречи с которым удостаивались практически все русские императоры, так или иначе побывавшие в Аничковом дворце. И та загадочная дама будто бы предсказала Николаю, что ему «суждено стать последним русским самодержцем», и «коснулась государевых уст холодной ладонью».

В 1914 году, сразу после объявления о вступлении России в войну, заговорили о том, что между 1248 годом, когда Александр Невский, выбрав казавшийся тогда унизительным мир с Ордой, тем самым спас Россию, и 1914-м прошло ровно 666 лет. А это, как известно, число зверя, и, значит, выбор, сделанный Николаем в пользу войны, ошибочен, если не сказать, преступен. И за это придётся расплачиваться.