Вольфганг Акунов - Гунны — страх и ужас всей Вселенной

Следует заметить, что в последней строчке приведенного нами фрагмента «Песни о Нибелунгах» в немецком оригинале написано буквально: «Нигде их не угощали лучше». Вот где, по мнению Германа Шрайбера, содержится скрытая реклама вахауского вина! Дело в том, что к моменту, когда на пергамен ложились эти строки, Дунай успел вновь обрести значение, которое имел в эпоху античности. Значение транспортного и торгового пути первостепенного значения. Водного пути, чья широкая и судоходная на всем протяжении реки акватория позволяла достаточно быстро и удобно преодолевать большие расстояния между сердцем Европейского материка и центром Восточной Римской империи. Сообщение по Дунаю щло в обход труднопроходимого альпийского горного массива. Дунай был эффективнейшей и важнейшей водной артерией, соединявшей западную речную транспортную систему Рен (ныне – Рейн)-Аара (Аре)-Родан (Рона) с восточной. Связующей, в свою очередь, через реки, протекающие по территориям сегодняшней России, Украины и Беларуси, Балтийское море с Черным и Средиземным.

Сказанное нами выше может, конечно, показаться неумеренной игрой фантазии. Особенно на фоне постоянно перечисляемых на страницах нашей книги примеров варварских обычаев, постоянных военных конфликтов и смут, переселениях народов и т.д. Однако же торговля относится к числу наиболее странных констант истории. Ибо люди, живущие торговлей, относятся к числу самых находчивых и энергичных представителей рода человеческого. Очевидно, они умели, ловко применяясь к обстоятельствам, во все времена обделывать свои дела. Заключая выгодные сделки в промежутках между конными набегами и на развалинах опустошенных сел, городов и стойбищ.

Правда, в прискорбных обстоятельствах, вызванных «Великим переселением народов», торговля уже не могла развиваться так же беспрепятственно, процветать так же успешно и достичь такого же размаха, как и на пике могущества Римской «мировой» империи. К тому же ее нельзя было назвать упорядоченной в современном смысле этого слова. Тогдашние торговые договоры, как правило, ограничивались установлением условий, мест и безопасности торговли, но не количества и квот товаров. Чтобы товарообмен оставался подконтрольным государственным властям, невзирая на военные неурядицы, и не служил прикрытием для шпионажа, торжища-ярмарки были ограничены по территории и времени. Но какое значение это имело для римской Европы? Пребывавшей в постоянном движении. Насчитывавшей, в результате перечисленных выше катаклизмов, к описываемому времени, не более 20 миллионов населения (о демографии Европы за пределами Римской державы мы имеем самые смутные представления). И обладавшей четко установленными и поддающимися контролю границами лишь там, где проходили римские валы-лимиты (лимесы), с которых мы начали наше повествование…

Как в западной, так и в восточной половине Римской империи купцу, торговцу был предоставлен почти неограниченный простор для его собственной предпринимательской инициативы. Скажем, в римской Сирии существовали торговые дома, чей объем внешне-и внутриэкономической деятельности вполне мог сравниться по масштабам с объемом аналогичной деятельности современных торговых фирм. В то же время на Востоке – например, у гуннов и у персов, торговля была строжайшим образом регламентирована государством. Вся римская торговля с Персидской державой Сасанидов могла осуществляться лишь через города Нисибис, Артаксаты и Каллиник, и контролировалась персидскими государственными чиновниками от начала до конца. Что же касается торговли с гуннами, то монополия на приобретение золота и владение им, установленная, в свою пользу, гуннским «царским родом», предполагала категорический запрет любых внешнеторговых сделок с другими государствами. Если они не осуществлялись по прямому поручению одного из «фратриархов» – Аттилы или Бледы.

Тем самым любая попытка частного лица обогатиться или извлечь пользу из своей добычи считалась контрабандой. А с контрабандистами Аттила не церемонился. Причем вне зависимости от того, были ли они гуннами, аланами, германцами или, скажем, фракийцами. И все-таки гунны, рискуя жизнью и используя к собственной выгоде особенности своей географической среды обитания, постоянно занимались контрабандной торговлей. Прежде всего, лошадьми (которые имелись у них, как и у других кочевников, в избытке). Но также и «двуногим скотом». Т.е. рабами и рабынями, которых они заполучали без особых затруднений. И которые, после удачных военных походов, имелись в их распоряжении в столь большом количестве, что «кентавры» частенько снижали цену на «живой товар». В такие моменты энергичный скупщик, за которым стояли надежные западно- или восточно-римские покупатели, мог провернуть «сделку века» и обогатиться на всю оставшуюся жизнь. Выставив на невольничьи рынки мегаполисов разделенной «мировой» империи на продажу свежий «скифский» товар. Белокурых германских девиц, горячих керкеток или выносливых аланов, кому что понравится. И чем на большую сумму просвещенный римский или эллинский работорговец обманывал гуннского варвара, сбывавшего ему живой товар по дешевке, тем благосклоннее сам Бог взирал с небес на ловкого дельца, сумевшего облапошить «врага римского и христианского имени». Во всяком случае, в этом заверял свою паству упоминавшийся выше епископ Амвросий Медиоланский, подчеркивавший допустимость для христианина одолевать того, кого он вряд ли может одолеть на войне, в делах, связанных с деньгами и прибылью. Дабы таким образом отмщать ему. Ибо, как на войне убийство не является преступлением, учил Амвросий, так и в данном случае, по отношению к противнику, не является грехом ни лихоимство, ни обсчитывание. Предположим, к чести Святого епископа Медиоланского, что, произнося это не совсем безупречное, с точки зрения евангельской этики, изречение, он, вероятно, помышлял, прежде всего, о гуннах. О гуннах, почти все богатство которых было ими отнято у прежних владельцев. И потому, по принципу «грабь награбленное» или «экспроприируй экспроприаторов», кое-что из этого награбленного гуннами в греко-римских землях добра, путем контрабандной торговли, прежде всего – по Данубию, опять возвращалось к своим прежним владельцам. О том, что римляне также не гнушались грабить при удобном случае, Святой Амвросий почему-то предпочитал умалчивать.