Леонид Соколов - Львов под русской властью. 1914–1915

Спустя несколько дней после высылки Шептицкого в газете “Прикарпатская Русь” под заголовком “Митрополит Шептицкий и русское дело” была опубликована статья М. Глушкевича, в которой автор, излагая биографию Шептицкого, отмечал, что когда Шептицкий был назначен митрополитом, его аристократическое происхождение, огромное влияние во властных кругах, блестящие манеры и умение говорить всем сладкие слова, привлекли к нему симпатии чуть ли не всего галицко-русского духовенства, ошибочно видевшего в нем смелого и сильного защитника восточного обряда галицкой униатской церкви.

«Но вот , – продолжал М. Глушкевич, – вслед за словами пошли дела, не оставившие ни в ком сомнения относительно стремлений изворотливого иезуита. Со свойственной этой касте решительностью, не останавливаясь ни перед какими средствами, он стал насаждать и укреплять как среди подчиненного ему духовенства, так и в народных массах мазепинский сепаратизм. Епископами он назначал рьяных приверженцев украинского сепаратизма, злейших врагов всего русского. Управление униатскими духовными семинариями он вверил тем же мазепинцам, отрекшимся от русского имени. Кандидатов духовного звания, не скрывавших своего русского происхождения, перестали принимать в духовные семинарии, а поступивших начали исключать оттуда. Дошло до того, что в львовской духовной семинарии из общего числа 216 воспитанников осталось только 11 человек, не желавших преклониться перед “украинской” идеей, но и те немногие подвергались, с ведома и одобрения Шептицкого, бойкоту, побоям, и всякого рода издевательствам со стороны товарищей украинцев.

Молодых русских людей, для которых мечтой жизни было сделаться священниками и работать для просвещения и экономического блага народа, Шептицкий исключал из духовной семинарии после того, как они прошли четыре курса, нарочно для того, чтобы вычеркнуть из их жизни несколько лет».

Митрополит Андрей Шептицкий

Львов. Собор св. Юра. Зима 1914 1915 гг.

Одновременно с такой чисткой в рядах духовенства и семинаристов митрополит Шептицкий стал вводить разные новшества в униатское богослужение, чтобы приблизить его к латинскому, причем первыми новаторами явились реформированные на иезуитский манер монахи-василиане, «у которых ненависть к русскому православному обряду доходила до бешенства» . Русофобский характер носила и издательская деятельность василианских монастырей. «Издания эти были переполнены исступленной хулой православной веры в роде той, что Иуда, предавший Христа, тем самым перешел из католической веры в православную веру» .

Шептицкий также задумал порвать такую сильную связь униатской церкви с православной, какой были славянские богослужебные книги. «Расчет был весьма прост: сколько ни убеждали галицкие мазепинцы галицко русские крестьянские массы в культурной и национальной самостоятельности малорусского племени, все доводы их разбивались о священные книги, общие во всех русских землях. Поэтому то и нужно было изменить язык церковных книг. Граф Шептицкий начал с молитвенников, которые приказал впредь издавать на галицко русском простонародном наречии, испещренном полонизмами. Наконец, после этих подготовительных работ граф Шептицкий созвал совещание из своих единомышленников священников, решивших славянский язык богослужебных книг униатской церкви заменить “украинским” языком» .

Военные события застигли Шептицкого в самом разгаре его вышеизложенной деятельности. В связи с этими событиями М. Глушкевич приводил факт, который ярко характеризует не только поступки, но и внутренние качества Шептицкого:

«Тысячи галицкорусских крестьян и интеллигентов всех сословий, в том числе свыше 600 священников, заподозренных в сочувствии русскому делу, были арестованы австрийскими властями тотчас по объявлении мобилизации. Всех их отвозили и отводили в тюрьмы, при чем уличная озверевшая толпа жестоко их избивала. На улицах Львова евреи били по лицу русских священников, плевали им в лицо, бросали в закованных цепями камни. Некоторые, каким то чудом избежавшие такой же участи русские священники, тюремные врачи (поляки), видевшие в тюрьмах наших узников в крови и ранах, наконец даже польское высшее духовенство обратились к митрополиту Шептицкому с просьбой прекратить подобные ужасные сцены, унижающие достоинство духовенства вообще. Шептицкий хладнокровно и резко отказал, добавив, что русское дело в Галиции окончательно погибло и что оставшихся на свободе русских священников может спасти только скорейшее отречение от русского имени и переход к “украинцам”» .

После занятия Львова русскими войсками граф Шептицкий был арестован и увезен вглубь России. «Причиной его ареста была, однако, не его, крайне вредная России деятельность, предшествовавшая падению Львова, а факт, что он не счел нужным, хотя бы в видах простого приличия, несколько уняться, умерить свою неслыханную вражду и ненависть к вере победоносных русских войск» , – отмечал М. Глушкевич.

Когда в августе 1914 года католические епископы, поляки Бильчевский и Теодорович обратились к митрополиту Шептицкому с просьбой настоять на том, чтобы австрийские власти не допускали издевательств над арестованными священниками, Шептицкий ответил: “Я не бавлюсь политикой” (“Я не забавляюсь политикой”).

Насколько таким поведением Шептицкого были возмущены все мало-мальски совестливые люди, показывал выразительный ответ епископа Бильчевского, к которому Шептицкий после своего ареста обратился с просьбой о заступничестве.

“Я не бавлюсь политикой”, – ответил Бильчевский и отказался от какого бы то ни было содействия и помощи арестованному митрополиту…

И вот Шептицкий, такой убежденный, закоренелый враг России, каковым он являлся на протяжении всего периода своей деятельности, Шептицкий, который совсем недавно, в своем пастырском послании к верующим Галичины, датированном 21 августа, заявлял, что “у нас общая судьба с австрийской державой и династией Габсбургов”, и призывал до последней капли крови быть верным цесарю, по прибытии в Киев проделал трюк, которого едва ли кто от него ожидал. Хотя для истинного воспитанника иезуитов такого рода поступки, надо полагать, являются нормальным делом.

Из верного цесарско-королевского патриота граф Шептицкий вдруг превратился в неслыханного энтузиаста царя-батюшки. Он отправил государю императору Николаю II приветственное послание, в котором выражал свою “радость” по поводу “объединения разорванных частей Русской земли” и заявлял, что он готов и желает всегда “из любви к Вашему Императорскому Величеству и святой Руси” – положить “свою жизнь и душу на жертвенный алтарь”. Однако государь не принял всерьез эти излияния Шептицкого и написал на его послании: “Аспид”.