Леонид Соколов - Львов под русской властью. 1914–1915

На первом съезде представителей карпато-русского студенчества во Львове, в 1902 году, при участии также старших народных деятелей, было решено, по настойчивому требованию молодежи, принять все меры к более интенсивной поддержке учащихся, в особенности в средних учебных заведениях. Русский Народный Дом во Львове, содержавший уже издавна небольшую бурсу и поддерживавший учащуюся молодежь стипендиями и единовременными пособиями, приступил в следующем, 1903 году, к расширению своей бурсы, для чего приобрел соответствующий участок земли по Курковой улице, на котором затем и был построен четырехэтажный дом, рассчитанный на общежитие для 300 человек.

Львов. Здание университета

Львов. Здание Политехники

В то же, приблизительно, время, основанное во Львове Свято-Владимирское Общество, открыло исключительно для крестьянских мальчиков “Селянскую бурсу”, а впоследствии также ее отделения в провинции.

Оказало влияние на усиление деятельности все еще немногочисленных бурс и следующее политическое событие. В 1907 году был введен в действие закон о всеобщей подаче голосов при выборах парламентских депутатов. Только что выпущенная из бурс галицко-русская студенческая молодежь оказала своей живой и самоотверженной деятельностью в избирательной кампании до того очевидную и важную услугу русскому делу, с таким горячим рвением и глубоким знанием родной крестьянской души “пошла в народ”, что заслужила себе всеобщую признательность. Галицко-русское общество впервые увидело положительные, блестящие результаты частного русского воспитания молодежи и, поэтому, принялось за продолжение этого благого дела с удвоенной энергией.

В то же время было обращено внимание на полное отсутствие русского национального воспитания галицко-русских женщин.

Австрийская система школьного воспитания и образования имела в виду достижение, главным образом, одной практичной цели: подготовить, прежде всего, и хотя бы в ущерб всем другим задачам публичной школы, хороших чиновников, годных для государственной службы, т. е. прежде всего мужчин. Женщинам поступать на эту службу не полагалось, следовательно, не было надобности и в женских школах. За исключением четырех правительственных женских учительских семинарий, содержавшихся за казенный счет по тем же узко-бюрократическим соображениям, а именно для подготовки в них учительниц начальной народной школы, другие женские учебные заведения в Галичине содержались частными лицами и общественными организациями. Конечно, это были только польские и украинские учебные заведения.

Та же тенденция была заметна и в другом, не менее характерном обстоятельстве. Австрийские власти вообще неохотно давали разрешения на открытие частных, в особенности мужских учебных заведений. Частные лица и организации наций “низшего разряда” (minderwertige Nationen), к которым, прежде всего, был причислен галицко-русский народ, впрочем, даже не признававшийся нацией, вовсе не удостаивались этой высокой милости. Если же частные лица и общества высших, привилегированных наций, к которым в Галичине принадлежали поляки, с разрешения властей и открывали частные мужские училища, то правительство торопилось затем перевести их на свое содержание, чтобы иметь в своем полном ведении и опеке.

Полякам это положение выходило во благо. Воспитывая и выпуская из года в год большое количество своей мужской молодежи, поступавшей затем на государственную или краевую, земскую службу, они держали исключительно в своей власти все отрасли администрации, судопроизводства, народного просвещения и хозяйства. «Русская же мужская молодежь, – как отмечал С.Ю. Бендасюк, – если и допускалась вообще в учебные заведения и проходила их в нищете, голоде и холоде, выбиваясь из сил, все таки благополучно до конца, то в конце концов, в большинстве случаев или вовсе не допускалась на правительственную службу, или же, временно допущенная, под предлогом мнимой политической неблагонадежности, раньше или позже выбрасывалась беспощадно за борт» .

Что же касалось национального воспитания в школах, организованных правительством, то вся их деятельность была направлена на то, чтобы окончательно вырвать из сознания галицко-русского народа последние традиции и связи, так или иначе сближавшие и соединявшие его с остальным русским миром, и привить его душе путем явно и решительно антирусского воспитания и просвещения, сознание полной обособленности и отчуждения от всего русского, отравить его ядом фанатической ненависти к “москалям” и “схизме”. «Затея правительства венчалась успехом: с 60-х гг. выходит из всех галицких средних учебных заведений все большее и большее число “украинцев”, со времени же заключения польско “украинской” “угоды” в 1890 г., громадное большинство интеллигенции перешло уже в отъявленно мазепинский лагерь» , – писал С.Ю. Бендасюк.

Очевидно, что сохранение такой школы в новых условиях было совершенно невозможным. Как указывал Ю. Яворский:

«О невозможности и недопустимости хотя бы только временного оставления здесь ныне прежней “украинской” школы, в каком бы то ни было объеме и виде, конечно, теперь уже и говорить серьезно не приходится. Пресловутая “школа” эта, зиждущаяся, главным образом, на изуверском мазепинском отщепенстве от какого бы то ни было родства с остальным русским миром, насквозь проникнутая фанатической ненавистью к русскому народу, русской культуре, русскому языку, вообще – ко всему русскому, тенденциозно исковерканная искусственным псевдомалорусским жаргоном и нелепым фонетическим правописанием, в конец развращенная сплошным мазепинским политиканством и, в связи с этим, крайней распущенностью и грубостью нравов, – могла существовать раньше только благодаря тенденциозному попустительству и неразборчивости в средствах антирусской пропаганды со стороны бывшего австрийского правительства и, конечно, ни в коем случае и ни под каким видом русской властью допущена быть не может» .

В то же время украинофилы в России отрицательно относились к введению русского языка в администрации и сфере образования в Галичине, выступая исключительно за украинский язык. Вопрос о языке был затронут и в лекции Г. Хоткевича, прочитанной в Харькове 25 октября (7 ноября) 1914 года. По этому поводу профессор Т. Локоть опубликовал статью, в которой, в частности, говорилось:

«Конечно, лектор с украинскими симпатиями имел в виду “украинский язык”. Для настоящего украинца интеллигента важны не народные банки, не товарищества и кооперативы, даже не гимназии и университеты, а важно, чтобы во всех этих учреждениях господствовал “украинский язык”!