Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

В бурные месяцы, предшествовавшие Реставрации, можно выделить несколько переломных моментов. В парламенте, созванном Ричардом Кромвелем в январе 1659 года, находившиеся в меньшинстве республиканские радикалы доставляли хлопоты придворной партии, требуя урезать полномочия протектора. Главное — в прямое противодействие с парламентом вступил созданный в апреле Всеобщий совет офицеров, находивший в армии поддержку, которая стала столь значительной, что генералы, такие как Десборо и Флитвуд, присоединились к нему и фактически поставили перед Ричардом ультиматум: или парламент, или армия. Кларендон не без злорадства описывал, как они общались с протектором. Если Флитвуд аргументировал требование роспуска парламента тем, что иначе снова прольется кровь, то Десборо, «человек грубый и невоспитанный, использовал только язык угроз. Он говорил, что нельзя сохранить дружбу с ними и парламентом, и ему нужно выбрать: распустить парламент и приобрести доверие армии, или, в случае отказа, армия быстро выгонит его из Уайтхолла» [7, VI, 102 ]. При этом Флитвуд был женат на сестре Ричарда, вдове Айртона Бриджит, а Десборо приходился ему неродным дядей, будучи женатым на сестре Оливера Кромвеля Джейн. Ричард выбрал парламент, но офицеры и не подумали повиноваться, вошли в покои протектора в Уайтхолле и вынудили его подписать приказ о роспуске парламента, что фактически делало его отставку неминуемой. Победа генералов оказалась «пирровой»: оппозиция со стороны республиканцев, недавних союзников, и значительной части армии вынудили Всеобщий совет отказаться от захвата власти и поддержать набиравшую популярность идею возвращения охвостья, разогнанного в 1653 году. Говорят, что бывшего спикера Ленталла почти силой заставили вернуться к его обязанностям. Так в мае 1659 года установилась Вторая английская республика, в заседаниях парламента принимали участие от 42 до 60 человек. Охвостье, вернувшееся к власти во многом благодаря поддержке снизу, предприняло шаги к облегчению народа и религиозных сект. Символическое значение имела отмена приговора Лильберну и назначение пенсии его вдове.

Падение протектората Кларендон связывал, во всяком случае, ретроспективно, с личностью Ричарда Кромвеля, которого он называл «жалким человеком», обладавшим нерешительным и вялым характером, не имевшим воли поступить в своих интересах, а испытывавшего в решающий момент «упадок духа». Характеристику «ничтожного Ричарда» Кларендон завершал рассказом, который «может показаться читателю интересным», о том, что произошло с ним позднее. Вскоре после реставрации Карла II это «несчастное создание» перебралось во Францию в большей степени из-за своих долгов, чем из политических опасений, поскольку король не желал преследовать человека, о котором сразу забыли. Несколько лет он скрывался в Париже под чужим именем, в гриме, в жалких условиях, имея лишь одного слугу. При появлении слухов о войне Франции и Англии, опасаясь быть выданным, он решил бежать в Женеву и по пути туда оказался во владениях принца Конти. У того была привычка встречаться с иностранцами, особенно англичанами (!), принимая их с отменным великодушием. Услышав об англичанине, следующим в Италию, не зная, с кем имеет дело, он встретился с ним, и среди прочего сказал: «Оливер, хоть предатель и злодей, был человеком огромной отваги, достойный командования. Но этот Ричард, самодовольный фат и трус, безусловно, самый низкий человек на свете. Что сейчас с этим глупцом, с этим горьким пьяницей?» На это Ричард лишь ответил, что его предали все те, кому он больше всего доверял, кто был всем обязан его отцу. Наутро он поторопился покинуть город, опасаясь, что принц узнает, с кем имел беседу, и сочтет, что был с ним слишком добр [7, VI, 107–108 ].

В 1659 году эмигранты еще рассчитывали на роялистское восстание в Англии, которое обещал Мордаунт. На середину июля был назначен сбор роялистских сил, но почта ежедневно приносила известия об аресте все новых «достойных лиц». Главной причиной неудачи Кларендон считал обстоятельства: погода совершенно испортилась, хотя была середина лета. Ночью пошел сильный дождь, сделавший дороги непроходимыми; он сопровождался сильным холодным ветром, который «редко бывает и зимой». Люди были обескуражены: одни пострадали в дорожных происшествиях, другие просто потерялись, добравшиеся к месту сбора тщетно дожидались товарищей [7, VI, 118 ]. В результате вместо всеобщего восстания роялистов единственной вспышкой стало движение под руководством Джорджа Бута, центром которого были графства Ланкашир и Чешир. Его подавил генерал Ламберт, укрепивший свою популярность благодаря тому, что роздал полученный в благодарность от парламента грант солдатам своей армии. Сообщения о готовящихся роялистских выступлениях заставили Карла II выехать из Брюсселя в Кале, затем в Руан, чтобы при первых успехах переправиться в Англию. Видимо, Хайд был на этот раз настроен оптимистически. Надежды обернулись разочарованием, что побудило Карла II отправиться на пиренейскую границу, где в Фуэнтаррабии (во время итальянских войн именно в этом городе был отпущен на свободу из испанского плена французский король Франциск I) шли переговоры о мире между Францией и Испанией. Война между этими странами продолжалась тридцать лет, несмотря на посредничество большинства европейских государей, это, как заявил Кларендон, было «скандалом и позором для христианского мира». По его мнению, она ничем не оправдывалась, кроме вражды, которые оба народа испытывали друг против друга; она превратилась в самоцель, «огонь, меч и грабежи, стоившие миллионы сокровищ и миллионы жизней благородных, достойных и честных людей» [7, VI, 124 ]. Она казалось тем более неестественной и чудовищной, что ее вели друг против друга брат и сестра, ибо больше половины военных лет пришлось на регентство во Франции Анны Австрийской. Войну Кларендон объяснял «гордостью и характерами» фаворитов обеих корон.

Карл II якобы не смог найти подходящего посла, который смог бы представить его на переговорах, и решил отправиться туда сам в сопровождении всего трех придворных, Ормонда, Бристоля и О’Нила. Хайд был категорически против, рассудив, что у Карла нет никаких козырей, да из трех сопровождавших он доверял только Ормонду. Канцлер некоторое время ничего не знал о путешествовавшем инкогнито патроне, пока не получил в октябре от него письмо, написанное после прибытия в Сарагосу. Неунывающий король сообщал: путешествие проходит благополучно, с приятными приключениями, все здоровы, гостиницы и пища, особенно мясо, замечательны, хотя его предупреждали об ином; и единственное неудобство — это пыль на дорогах. «Бог хранит Вас и даст Вам такую же прекрасную баранину, какую мы едим каждый раз», — заключал король письмо своему канцлеру [76, 106 ]. В Фуэнтаррабию Карл явно не торопился, что дало Кларендону очередной повод утверждать, что король пренебрегает делами. Оллард писал: «Разница в темпераментах господина и слуги никогда не была такой заметной, как в эти недели, последовавшие за, казалось бы, окончательным фиаско роялистов. Усталость и депрессия поразили старшего. Что до короля, чье разочарование могло быть горче, то он отправился на юг, очевидно, в прекрасном духе, открытый удовольствиям, предоставленным путешествием. Кажется, что он совсем не торопился возвращаться» [74, 205 ]. Дипломатические результаты демарша Карла были ничтожны. Хотя Мазарини и испанцы встретили Карла II с учтивостью, на переговорах он был им не нужен. Карл пожелал сочетаться браком с племянницей Мазарини Гортензией Манчини, но хитрый кардинал, считая шанс вернуть отцовский престол проблематичным, отговорился тем, что королю нужна более высокородная партия, отделавшись неопределенными обещаниями. Через много лет она станет одной из многочисленных любовниц Карла. Аудиенция у де Гаро не состоялась, зато у испанцев удалось получить семь тысяч золотых пистолей при условии возвращения в Брюссель. Кларендон заметил по этому поводу: «Лучшее, на что мог рассчитывать король, это жалкие условия: разрешение оставаться во Фландрии и небольшое вспоможение на хлеб» [7, VI, 141 ]. В Париже Карл II в очередной раз примирился с матерью, в знак чего сделал ее главного советника Джармина графом Сен Элбансом. В конце декабря 1659 года он въехал в Брюссель. По выражению историка Р. Хаттона, «Карл II и его министры провели зиму в обычных стесненных условиях, получая информацию, строя заговоры и ускользая от кредиторов» [58, 105 ].