Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Непогрешимых лозунгов нет и не может быть, как потому что нет и не может быть человека, способного предугадать всю сложность жизненных явлений, так и оттого, что нет и человеческой массы, способной понять истину без того, чтобы эта истина не была показана ей преувеличенной во много раз. Но тогда ведь это уже не истина, а ложь.

Необходимые поправки в лозунги вносит жизнь, а задача вождя найти новое слово, такое слово, которое создало бы энтузиазм в людях, объединило бы их, вызвало бы готовность к жертве, к подвигу и заставило бы отдать максимум своих сил, знаний и денежных средств для создания тех совокупных усилий, без которых выход народа на новую дорогу невозможен. Энтузиазм этот необходим потому, что счастье не преподносится людям как сюрприз ко дню рождения за благонравие и хорошие успехи, а завоевывается тяжелыми жертвами и такими лишениями, которые могут быть нестерпимее и мучительнее даже старой мерзости запустения. Так чистивший Авгиевы конюшни Геркулес спас погибавшие в них от грязи стада, но пока воды проведенных им рек бушевали, они причиняли обитателям конюшен, вероятно, больше страданий, чем смываемая ими старая грязь.

Можно, конечно, считать социализм лекарством ядовитым и потому полезным лишь в малых дозах и вредным в больших, можно возражать против отмены частной собственности, уничтожения капитала, национализации фабрик и заводов, бирж труда и многих догматов социализма, но отрицать за ним право на государственную теорию нельзя, как нельзя называть разбойниками и грабителями власть только за то, что она его осуществляет. Все разбойники и грабители кладут награбленное в свой карман. Они не строят заводов и фабрик, не проводят дорог и каналов, не покрывают страну школами и университетами, не создают средств обороны государства и не снабжают его население тракторами. Пусть даже правы утверждающие, что все эти «достижения» не соответствуют культурному уровню населения, не могущего ими пользоваться, пусть даже 50 % всего сделанного погибнет, но ведь 50 %-то все же останется. Ведь крестьянин, научившийся пользоваться трактором, к сохе не вернется и по Беломорскому каналу суда ходить не перестанут.

Пора понять это. Надо забыть личные обиды и покончить с ненавистью, злобой и местью.

Конец сентября 1917 года. Петербург под угрозой захвата неприятелем, высадившим свой десант на острове Эзеле. Гарнизон Эзеля защищать остров отказался. Выкинув белые флаги и расстреляв не желавших сдаваться офицеров, целые части с песнями переходили к немцам. Начальник гарнизона генерал Мартынов и командир батальона бессмертных капитан Шишко на глазах у всех лишили себя жизни 9 .

Увидев эти картины, неприятель онемел от ужаса и первым распоряжением немецкого командования было приказание расстрелять всех главарей мятежа и торжественно, со всеми почестями похоронить офицеров, ставших жертвами своего патриотического долга.

Описание этих событий даже теперь, по прошествии почти двух десятилетий, заливают лицо краской стыда. Но вздрогнула ли русская общественность от неслыханного позора? Покрылись ли улицы русских городов траурными флагами? Нет, русский обыватель не скорбел о своей армии и не думал о своей родине.

Вот приманки, которыми соблазнял его отдел «обозрения театров», в тех же самых номерах газет, которые давали описание ужасов Эзеля.

Театр «Невский фарс» — «Две Леди обнаженные», «Литейный театр» — «Фиговый листок», театр «Троицкий фарс» — «Царские грешки» (роль балерины Кшесинской исполнит г-жа Рахманова, а принца Ники — г-н Емельянов). В цирке Чинизелли грандиозный спектакль-гала 10 .

И в эти черные дни величайшего национального позора интеллигенция, служащие, торговцы, nouveaux riches, рядовой обыватель и вся та разношерстная масса, из которой слагалась русская общественность, переполняла все театры, стояла хвостами перед кассами кинематографов и густо облепляла все столы в игорных домах. Играли все. Играли когда угодно, где угодно и на сколько угодно. А когда в игорных домах появлялись с тарелкой представитель воинской организации, то люди, перед которыми лежали тысячи, спешно разрознивали кучки сторублевых кредитом и вытаскивали оттуда — рубль.

Прошло тринадцать лет. Увидевший эмиграцию С. Дмитриевский о покинутой им советской России писал:

«В чертежных заводов и учреждений, в пробных мастерских, в лабораториях, на полотне железных дорог, на лесных разработках — всюду сидят десятки тысяч молодежи и напряженно работают, с ошибками, неумело, но с огромным порывом, как дышат люди, вдруг нашедшие отдушину. Они работают не покладая рук, с вдохновением и энтузиазмом. Такая же молодежь сидит в библиотеках, поглощая там книгу за книгой. Все жадно тянутся к знанию».

Если бы наша общественность не прогнила до основания, она не рухнула бы. Рожденная с дурной наследственностью крепостного права, не знавшая других стремлений, как урвать возможно больше жизненных благ, за ту беспринципность, при которой единственным смыслом жизни является личное благополучие, все же государственное и общественное расценивалось, по справедливым наблюдениям нашего сатирика, только с точки зрения вкусного и жирного пирога, она должна была сойти с исторической сцены, так же как в свое время сошло с нее французское феодальное дворянство, жившее тем же принципом «aprus nous le deluge» («после нас хоть потоп»).

И «острым плугом железной воли и безграничной власти перепахал Сталин всю русскую землю и выкорчевал из нее все старое. На взрыхленной почве выросли новые люди и новые идеи».

Огненные слова Валтасаровой надписи «mene tekel fares» («кончил царствовать ты») оправдались.

Но умерла только обреченная ими общественность. Русский народ не умер — он жив.

Вместе с верой в новую жизнь и в свое будущее, он научился уже понимать, что ничто так беспощадно не убивает любви к родине, как ее ничтожество и невозможность ее гордиться. И неумело, но с кипучей энергией и фанатической верой, новое поколение своими «достижениями» лихорадочно спешит смыть те плевки, которыми незаслуженно покрывали его народ. Вот оттуда эти клики: «догоним, перегоним, победим».

И так вперед. Вперед без оглядки на то прошлое, когда на Руси жилось «привольно и хорошо». Жена Лота оглянувшись на погибший Содом, превратилась в соляной столб.

Вперед. Жертвы принесены, дело сделано.

Всякое кладбище вызывает грустное чувство. Кладбище моих воспоминаний сделало это с особенной силой.

Сколько счастливых переживаний, дорогих образов, и милых лиц с тихой печалью смотрят на меня из тумана безвозвратно ушедших годов. Жизненная буря оторвала их от меня, но вместе с ними она вырвала и мое сердце.