Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Сведения, которые получали в Петербурге от различных официальных, как Игнатьев, полуофициальных, как Ханыков, и секретных, вроде Валиханова, эмиссаров на Среднем Востоке, побудили императора созвать два Особых совещания по азиатским делам 2 и 9 января 1859 г. Основной целью обсуждения являлась выработка конкретного плана укрепления имперской границы на юге, особенно в пространстве между Пишкеком и Яны-Курганом. Новый генерал-губернатор Оренбурга и Самары А.А. Катенин предложил спрямить существовавшую Сырдарьинскую линию для экономии бюджетных затрат на ее содержание. Наместник на Кавказе князь Барятинский вновь постарался сфокусировать внимание высшего руководства на успехах Британии в Персии, Закаспийской области и Кокандском ханстве. В конечном счете участники совещания решили отложить дальнейшее продвижение к южным пределам Центральной Азии, обязав пограничные власти сохранять высокую бдительность относительно британских интриг [304].

Представляется наиболее вероятным, что одной из главных причин такого решения явилось опасение реанимации крымской коалиции Лондоном и Парижем в случае излишне напористых действий России. Показательно, что в 1859 г. эксперты царского МИДа провели анализ всех действующих секретных конвенций между Россией и великими державами. Они предложили правительству воспользоваться затруднениями во франко-австрийских отношениях по так называемому сардинскому вопросу. При этом ставилась задача получить заверение Луи Наполеона о прекращении поддержки Великобритании в обмен на благожелательный нейтралитет России в случае военных действий Франции против Австрии [305]. Кроме того, внутренние беспорядки в Китае и начало второй опиумной войны предоставляли удобную возможность для царя и его министров использовать ситуацию для укрепления дальневосточных рубежей, поскольку Цинская империя балансировала на грани коллапса [306].

Е.П. Ковалевский, занимавший с 1856 по 1861 г. пост директора Азиатского департамента МИД, высказал в одном из рапортов Горчакову соображения относительно получения удобной гавани на Дальнем Востоке. Анализируя ход и возможные последствия второй опиумной войны, Ковалевский отмечал, что события развиваются стремительно, после того как эскадра западных держав достигла территориальных вод Китая. По его мнению, бомбардировка стратегически важного порта Гуанчжоу на юге страны открыла военные действия, которые будут продолжены высадкой десанта и походом европейцев на Пекин. Ковалевский опасался, что неизбежное усиление влияния Англии и Франции в столице Поднебесной противоречит русским интересам в бассейне Амура. «Должны ли мы сотрудничать с державами?» — задавался вопросом автор рапорта и сам же фактически отрицал такую возможность по причине расхождения целей западных союзников и России на Дальнем Востоке [307].

В другой записке глава Азиатского департамента приводил дополнительные аргументы в пользу своего мнения: «Интересы наши (в Китае. — Е.С .) слишком отличны от интересов других европейских держав… Взятие европейцами Пекина, как и взятие англичанами Герата, будет для нас одинаково чувствительно и не позволит нам ни в коем случае оставаться равнодушными зрителями; первое парализует все наши начинания на берегах Великого океана и Амура, второе ставит во власть англичан всю Среднюю Азию» [308].

Чиновники Форин офис были убеждены, что Россия постарается выступить в роли посредника между Пекином и европейскими партнерами, чтобы расширить свое военно-политическое присутствие на берегах Тихого океана [309]. Отправка в 1857 г. со специальной миссией в Пекин бывшего военно-морского атташе в Лондоне, контр-адмирала и опытного дипломата, женатого на дочери английского военно-морского офицера, графа Е.В. Путятина, который в 1855 г. фактически установил дипломатические отношения с Японией, подтвердила прогнозы британских экспертов. В частном письме императора великому князю Константину Николаевичу Александр II подчеркивал, что «если же китайцы не согласятся на наши дружественные предложения, тогда руки у нас будут развязаны и нам уже нечего будет церемониться, и лев[ый] бер[ег] Амура во всяком случае останется за нами» [310].

Чтобы сделать более убедительными притязания России на северо-восточные провинции Цинской империи, Амурская флотилия в составе трех корветов и трех клиперов предприняла морскую демонстрацию вблизи китайских берегов в кульминационный момент переговоров Путятина с пекинским правительством, которому российский эмиссар пообещал военную помощь против Англии и Франции в обмен на территориальные компенсации в пользу России на Амуре и Уссури. Занятому, как уже отмечалось, подавлением тайпинского восстания и отражением агрессии со стороны ведущих европейских государств, высшему руководству Поднебесной ничего не оставалось делать, кроме как принять требования Путятина в виду угрозы присоединения России к коалиции англичан и французов [311].

Однако тотальный распад Китая на враждующие государства также угрожал интересам европейцев, не исключая, естественно, Великобританию, Францию и Россию, поскольку развитие ситуации по этому сценарию могло привести их к войне за «китайское наследство» с непредсказуемыми результатами. С другой стороны, царское правительство опасалось реализации английских планов полного подчинения цинских властей влиянию Лондона под предлогом распространения на территории Китая свободной рыночной конкуренции. Вот почему Путятин с тревогой докладывал Горчакову 6 июля 1858 г.: «Китаю определено было открыть вполне и вдруг все политические, общественные и торговые сношения с прочими народами и разом признать преимущество европейской силы и знания. Но чем быстрее последовал такой переход, тем опаснее, чтобы Китай подпал не только влиянию, но и совершенной зависимости от Англии, государства, обличившего его бессилие и уже показавшего, в какой мере оно хочет пользоваться наведенным на Китай страхом. Чтобы удержать это стремление к новым насилиям со стороны других государств, Китаю необходимо скорее образовать новую военную силу, и в этих видах я не переставал настаивать на допущении наших офицеров в Пекин для сформирования регулярного войска и устройства военной части....» [312]

Члены созданного царем Особого Комитета по делам Дальнего Востока рекомендовали отправить 10 тыс. ружей, 50 артиллерийских орудий крупного калибра и пять военных инструкторов в империю Цин. Однако они смогли прибыть в Кяхту — пограничный пункт на русско-монгольской границе — только осенью 1861 г., когда боевые действия между цинскими войсками и англофранцузскими экспедиционными силами давно завершились. Тем временем Путятин подписал в мае 1858 г. Айгуньский договор с пекинским правительством. Этот документ фактически открыл перед европейскими государствами перспективу раздела Цинской империи на сферы влияния. В соответствие с его статьями империя Цин уступала России весь левый берег Амура, хотя договориться относительно бассейна Уссури Путятину не удалось, и стороны отложили этот вопрос до окончания второй опиумной войны [313].