Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Тем временем воинственная панслависткая партия при дворе Александра II искала шанс, чтобы «убить двух зайцев одним выстрелом»: во-первых, осуществить многовековую мечту о царском штандарте, развевающемся над куполом Святой Софии, а, во-вторых, превратить Афганистан в оперативную базу для похода к берегам Инда и Персидского залива. В последнем случае царские стратеги опять извлекли на свет старые планы кампании против Британской Индии для внесения в них необходимых уточнений. Как подчеркивал Венюков: «Материковые земли английской Азии могут и должны быть рассматриваемы как театр войны, в которой шансы успеха (так в тексте. — Е.С .) во многом будут зависеть от того, как противники Англии — будь они внешние или внутренние — сумеют воспользоваться физическими свойствами территории, приспособиться к ним и поставить англичан в невозможность оборонять обширную страну, ими захваченную, но чуждую и даже враждебную им по составу населения, а по отдаленности от самой Англии не могущую ожидать из нее больших подкреплений» [623].

По мнению этого и других военных обозревателей, слабое развитие логистической инфраструктуры и уязвимость коммуникационных путей, которые могли быть использованы британцами, играли на руку русским, особенно в начальной фазе будущей кампании. Мультиэтнический, а равно и мультиконфессиональный состав англо-индийских сил являлись дополнительными предпосылками конечного успеха предприятия. Достаточно напомнить читателю, что британцы составляли менее трети вооруженных сил колонии, тогда как остальная часть 175-тысячного воинского контингента приходилась на жителей Индостана — последователей индуизма, ислама и других религий, говоривших на нескольких языках, да еще и разделенных кастовыми перегородками. Как с горечью отмечали сами англичане, «туземные солдаты не обладают ни преданностью нашему режиму, ни способностью выказать нечто большее, чем нейтралитет, если бы мы пожелали провести дальнейшие реформы (в системе управления Индией. — Е.С .)» [624]. По мнению же российских аналитиков, «внушаемое англичанами превосходство белых» могло воспрепятствовать боевому духу англо-индийской армии при столкновении с казаками, «даже если индусы не будут вовлечены в восстание и останутся верными своему долгу» [625].

Однако было бы явным упрощением игнорировать взгляды тех русских комментаторов, которые, подобно их британским коллегам, старались привлечь внимание властной элиты и общественности к опасности всеобщей священной войны исламистов в тылу царских армий по образцу Кавказской войны, тем более, что попытки протурецких сил поднять восстания мусульманских народов в Черноморском регионе имели место на протяжении 1877–1878 гг. К примеру, уже известный читателю профессор Васильев представил очередную записку в военное ведомство, предупреждая Милютина о планах англичан по снабжению некоторых кочевых племен на южных границах Русского Туркестана вооружением и боеприпасами. Кажется фантастичным, но Васильев приписывал англичанам намерение завербовать агентов-провокаторов для «пропаганды социализма мусульманским подданным царя (sic!)» [626].

13 февраля 1878 г. английская боевая эскадра бросила якорь в Мраморном море неподалеку от Принцевых островов. Вслед за этим торийский Кабинет запросил, а парламент одобрил кредит в 6 млн. фунтов стерлингов (60 млн. руб.) на военные нужды; резервисты призывались на действительную службу, а семь полков англо-индийской армии были переправлены из Индии на Мальту. Будучи прекрасно осведомлены о внушительных приготовлениях своего геостратегического противника, которые сопровождались беспрецедентным дипломатическим давлением, царские генералы сочли за благо остановить наступление у ворот Константинополя. Когда шовинистическая кампания в прессе достигла кульминации, а партии сторонников решительных действий в обеих империях громогласно требовали их начала, новое вооруженное столкновение между традиционными соперниками казалось современникам неизбежным.

При таких обстоятельствах полковник Л.Н. Соболев, ветеран туркестанских кампаний и очередной начальник Азиатской части Главного штаба, представил на суд Милютина план, основными пунктами которого была отправка специального российского посланника в Кабул как симметричный ответ на миссию Пелли и организация похода к Верхнему Оксу (Амударье), а при благоприятных обстоятельствах и далее в Индию через Афганистан [627]. Сам Соболев был глубоко убежден, что «движение русских войск не только потрясут, но уничтожат Британскую империю в Индии, тогда как последствия такого разрушения будут настолько значительны, что весь мир содрогнется. Англия после этого будет вычеркнута из списка великих держав, а Россия превратится в абсолютного властелина Азии» [628].

Заручившись содействием военного министра, Соболев направил свой план Кауфману, чтобы офицеры его штаба детализировали первоначальный замысел. Ситуация еще больше накалилась после того, как герой русско-турецкой войны, победоносный генерал-лейтенант Скобелев озвучил идею вступить в союз с эмиром Шер Али, уже давно стремившимся-де освободиться от каких-либо обязательств перед англичанами. Такой союз, по мнению «Белого генерала», как называли Скобелева современники, обеспечил бы беспрепятственный и быстрый проход царских войск к Инду [629]. В свою очередь Кауфман делал ставку на превращение Афганистана в еще один российский протекторат по типу Бухары и Хивы, вслед за которым должно было последовать установление сюзеренитета России над Персией. Согласно взглядам туркестанского генерал-губернатора и его окружения, реализация данного сценария могла окончательно подорвать престиж Великобритании в Азии, вывести русских к берегам Индийского океана и отдать Балканы в руки России. 4 апреля 1878 г. Кауфман послал шифрованную телеграмму начальнику Главного штаба графу Ф.Л. Гейдену: «Интересам Англии в Азии можно угрожать выставкой Туркестанского отряда ближе к Аму[дарье], примерно у Ширабада, и сверх того движением к Мерву с Кавказа и Петро-Александровска, направив в Мерв десять или пятнадцать тысяч. Успех зависит от положения, какое примет Афганистан. Можно войти в сношения» [630].

Спустя две недели Милютин доложил царю, что, хотя поход на Индию представляется ему чрезвычайно рискованным из–3а отсутствия достаточных экспедиционных сил и скудости бюджетных средств, русским следует нейтрализовать враждебность афганцев и провести разведку доступных маршрутов продвижения к Инду [631].

После того как Россия и Турция заключили перемирие в Сан-Стефано, Александр II собрал министров, дипломатов и генералов для обсуждения дальнейшей политики на Среднем Востоке. Примечательно, что специальная записка, подготовленная к этому совещанию тайным советником бароном Н.Е. Торнау, предусматривала вторжение в Индию через Астрабад, расположенный в персидском Хорасане, и Герат, нарушая, таким образом, суверенитет сразу двух государств — Персии и Афганистана [632]. Однако это не смутило Барятинского и Кауфмана, поддержавших проект, в то время как Гире, Крыжановский и великие князья испытывали сомнения в его реализуемости. Милютин, со своей стороны, указал на некоторую преждевременность столь широкомасштабной операции, хотя и не отрицал саму идею. Компромиссное решение, которое он рекомендовал принять, состояло в отправке к афганской границе 60 рот пехоты (12 тыс. штыков) и 26 эскадронов казаков (3 тыс. 328 сабель) [633].