Дмитрий Котышев - От Русской земли к земле Киевской. Становление государственности в Среднем Поднепровье в IX–XII вв.

А.В. Назаренко обоснованно возражает против такой оценки, указывая на то, что восприятие «княжии», сидящей по городским центрам, фактически «воспроизводит логику летописца начала XII в., который делал то же самое в соответствии с действительностью своей эпохи: "по тем бо градом седяху князи под Ольгом суще"» [463] Назаренко А.В . Городские центры или зоны полюдья. С. 41. . Определенный резон в этих замечаниях есть, поскольку твердых доказательств, что упомянутые в 944 и 957 гг. «архонты» располагались по периферийным от Киева городским центрам и принадлежали к другим княжеским семействам (не к потомкам Рюрика), в источниках нет.

Точно так же нет прямых указаний на то, что многочисленный клан родичей Игоря кормился непосредственно с прилегающих к Киеву территорий. Однако последнее предположение выглядит более обоснованным в исторической перспективе: в этом случае феномен нераздельного совладения Русской землей, окончательно сформировавшийся на рубеже X–XI вв., получает непротиворечивое и логическое объяснение.

Вероятно, столь ранняя консолидация рода Игоря позволила ему и его ближайшим потомкам одержать верх в борьбе за расширение сферы влияния Русской земли. Эта консолидация семейно-родовой общины потомков Рюрика создала видимую «монолитность» власти и выработала у многих поколений историков иллюзию некоего «политического единства» Руси в конце X — начале XI в.

На самом деле секрет такой иллюзии заключается в специфике функционирования механизма «родового сюзеренитета». Как отмечает А.В. Назаренко, одним из основополагающих принципов соправительства является общенаследственное право, предполагавшее равную долю участия всех братьев-соправителей во властных разделах [464] См.: Thietmar von Merseburg. Chronik//Ausgewahlte Queiien zur deutschen Geschichte des Mittelalters. Bd. 9. Berlin. 1906. IV, 58, V, 23; Adam Bremensis . Gesta. Hannover, Leipzig. 1917. II, 74. . Однако равное право в условиях отсутствия сеньората с неизбежностью создавало ситуацию бескомпромиссной борьбы за власть. В конечном итоге власть сосредотачивалась в руках победителя, который в соответствии с архаическими традициями властвования распределяет ее между своими наследниками. В рамках «родового сюзеренитета» единовластие — не правило, а промежуточный этап между витками «равного совладения».

Сразу после смерти Святослава ПВЛ сообщает под 6481 (973) г.: «Нача княжити Ярополкъ». При этом не видно никакого указания на единоличный характер власти Ярополка: ведь помимо него на территории «Русской земли» и за ее пределами правили еще два его брата. Поэтому Ярополк «Поиди Ярополкъ на Олга брата своего на Деревьску землю». После гибели Олега, по сообщению ПВЛ, «и въшедъ Ярополкъ въ градъ Ольговъ перея власть его». Но лишь только после того, как Владимир, услышав о смерти Олега и «оубоявся бѣжа за море», власть Ярополка приняла единоличный характер — «Ярополкъ посадники своя посади в Новѣгородѣ и бѣ володѣя единъ в Руси» [465] ПСРЛ. T. 1. Стб. 75. .

Точно так же, после победы над Ярополком и гибели последнего, младший сын Святослава смог стать единовластным правителем Руси: «И нача княжити Володимеръ въ Киевѣ единъ» [466] Там же. Стб. 79. . Ту же ситуацию летописец фиксирует и в отношении Ярослава, когда его брат-соправитель Мстислав «изиде на ловы разболѣся и оумре»; только тогда «перея власть его всю Ярославъ и быс самовластець Русьстѣи земли» [467] Там же. Стб. 150. . Думается, что тщательное фиксирование на страницах летописи фактов «самовластных» княжений говорит о том, что летописцы даже в начале XII в. воспринимали их как исключения из правил, но не правило.

Анализируя развитие междукняжеских отношений в рамках «кругов» родового сюзеренитета (по меткому выражению А.П. Толочко), позволю выдвинуть предположение. Состоит оно в следующем: борьба за власть в рамках правящей семьи является главной причиной кажущейся стабильности власти. Упрощенно можно сказать так — круг претендентов на власть сходит со сцены раньше, чем успевает породить собственное потомство. А в следующем поколении все начинается сначала.

Именно эту коллизию очень тонко подметил в начале XX в. А.Е. Пресняков, отмечая перманентный характер этой борьбы: «…борьба идет каждый раз за всю отчину… и кончается лишь тогда, когда кто-то начнет один владеть в Русской земле». Иного выхода, по мнению ученого, не было: «…с первого реального раздела владений между братьями-сыновьями перед Киевской Русью стоят только две возможности: восстановление единства путем борьбы или уничтожения родичей или дробление на ряд обособленных владений» [468] Пресняков А.Е . Лекции по русской истории. Т. 1. С. 139. Более подробно эта мысль была развита ученым на страницах «Княжого права»: «Вопрос о преемстве в княжом владении древнейшего периода колеблется между перспективой раздела… на ряд отдельных линий, общего владения на ряд отдельных отчин, и политической необходимостью единства для интересов молодого государства, только что построенного усилиями целого ряда поколений…» ( Пресняков А.Е . Княжое право. С. 34). . В обоих случаях, как при Владимире, так и при Ярославе, побеждала «централизация», представлявшая не сколько сознательное политическое действо, сколько воплощение на практике архаических принципов властных отношений.

На мой взгляд, данное обстоятельство и дает повод ряду исследователей рассуждать о едином Древнерусском государстве, говорить о том, что уже со времен Игоря престолонаследие на Руси велось по прямой нисходящей линии [469] См.: Рапов О.М. Княжеские владения на Руси. С. 32–34; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь. Князь и княжеская власть на Руси VI — первой трети XIII вв. СПб., 2003. С. 241–243. . На деле же ситуация конца X в. рисует трансформацию вождестских структур в раннее государство, и в этом направлении делаются самые первые шаги. Рассуждать о централизации власти не имеет смысла, поскольку она носит еще во многом потестарный характер.

Но эпоха переходного периода оказала свое влияние и на междукняжеские отношения. Принятие христианства означало делегитимацию тех форм соперничества и борьбы за власть, которые были характерны для языческой Руси. С предельной концентрацией эти установки отразились в памятниках так называемого «Борисоглебского цикла», в которых было предано анафеме как «братоубийственное» соперничество, так и олицетворявший его Святополк. Здесь стоит отметить, что после смерти Владимира Святополк являлся старейшим братом в семье и анализ ситуации 1015 г. вне рамок родового сюзеренитета лишает ее какого-то либо внутреннего смысла [470] См.: Бугославський С.А. Україно-руські пам'ятки XI–XII ст. про князів Бориса та Гліба. К., 1928. С. 13–14; Ильин Н.Н. Летописная статья 6523 года и ее источник. М., 1957. С. 209; Хорошев А.С. Политическая история русской канонизации (XI–XVI вв.). М., 1986. С. 13–36; Назаренко А.В. Порядок престолонаследия на Руси XI–XII вв.: наследственные разделы и попытки десигнации//Римско-константинопольское наследие на Руси: идея власти и политическая практика. М., 1995. С. 91–92. Примем. 14; Толочко А.П. Князь в Древней Руси… С. 29; Рорре А. La prince et l'Eglise en Russie de Kiev depuis la fin du X-e siecle jusqu'au debut de XII-e siecle//APH. 1969. T. 20. P. 116–117. .