Дмитрий Котышев - От Русской земли к земле Киевской. Становление государственности в Среднем Поднепровье в IX–XII вв.

Исследователями, изучавшими кончанскую структуру, был отмечен весьма любопытный факт. «Сведения письменных источников, — отмечал М.Г. Рабинович, — позволяют предположить, что местами собраний и вообще центрами кончанских сотенных и улицких организаций зачастую являлись патрональные церкви…» В качестве аргумента в пользу своего предположения ученый сослался на тот факт, что «…новгородские концы, кроме широко известных в литературе названий, имели и другие (правда, менее употребительные) названия по патрональным церквам, что зафиксировано в печатях концов» [589] Рабинович М.Г. Очерки… С. 134. .

Данный вывод целиком и полностью подтверждается на материалах средневековой Ладоги. По данным писцовых книг, город в самом начале XVI в. делился на пять концов. При этом городские районы были названы по имени близлежащих храмов и монастырей. Это позволило А.Н. Кирпичникову заключить, что «концы соотносились с определенными приходскими церквами. Иными словами, конец был тождествен приходу — и то и другое образовывали вместе самоуправляющуюся административно-территориальную единицу города» [590] Кирпичников А.Н . Посад средневековой Ладоги//Средневековая Ладога. Л., 1985. С. 171. .

Все вышеприведенные наблюдения относятся к эпохе Средневековья. Имело ли место нечто подобное в городах древнерусского времени, в частности в Киеве? Для ответа на подобный вопрос необходимо вновь обратиться к планировке «города Ярослава». Осями главных улиц город делился на четыре части. Любопытно, что число храмов, расположенных на главной площади, также равняется четырем (включая Святую Софию). Речь идет о храмах Святого Георгия, Святой Ирины и безымянного храма на территории Митрополичьей усадьбы [591].

Все исследованные сооружения представляют собой постройки примерно одинаковых размеров, по особенностям строительной техники датируются XI в., что подтверждает свидетельство ПВЛ о единовременном возведении всего храмового комплекса. Любопытное известие относительно строительства одного из них — Георгиевского храма — содержится в рукописном Прологе XIV в. из собрания М.П. Погодина. Под 26 ноября читается: «В тот же день священие Церкви святаго Георгия въ Киеве пред враты св. София. Блаженный и приснопамятный все Рускыя земля князь Ярославъ, нареченный в святем крещеньи Георгий, сынъ Владимеръ крестившего землю Рускую, брать же святою мученику Бориса и Глеба; се восхоте създати в свое имя святого Георгия, да еже восхоте и створи; и яко начата здати ю, и не бе многа делатель у нея; и се видевъ князь, призва тиуна: почто не много у церкве страждущихъ. Тиунъ же рече: понеже дело властельское, боятся людье трудъ подъимше найма лишены будуть. И рече князь: да аще тако есть, то азь сице створю. И повеле куны возити на телегахь в комары Златыхъ врать, и возвестиша на торгу людемь да возмут кождо по ногате в день. И бысть множство делающих. И тако вскоре сконча церковь и святи ю Ларионом митрополитомъ, месяца ноября въ 26 день» [592].

Факт массового участия горожан в строительстве церкви, стоявшей во главе одного из кварталов «города Ярослава», весьма примечателен. Напрашивается предположение — а не являются ли церкви, расположенные по углам главной площади, приходскими храмами прилегающих городских районов?

Из более поздних источников мы знаем, что такого рода сооружения являлись средоточием общественной жизни, возле них происходили кончанские веча, вблизи приходских церквей хоронили покойников. Характерно, что возле церкви, раскопанной Д.В. Милеевым, обнаружено обширное кладбище XI–XIII вв.; ряд погребений найден и в самом храме. При этом состав погребального инвентаря говорит о неоднородности социального состава погребенных [593].

Подобные некрополи в городской черте, датируемые XI–XIII вв., не являются чем-то исключительным. Археологическими исследованиями было установлено наличие захоронений в Софийском соборе [594]и вблизи него. Фрагментарные материалы, которые дошли до нас от исследований церкви вблизи Владимирской улицы, также говорят о том, что вблизи храма находилось кладбище [595].

Таким образом, мы можем говорить, что указанным храмам в большинстве своем соответствовали городские некрополи. Это дает основание предполагать, что перед нами — следы кончанской структуры, зафиксированные в границах «города Ярослава». Летописи называют в Киеве только Копырев конец, который современные исследователи отождествляют с обширной территорией, начинавшейся сразу же за Львовскими воротами «города Ярослава» и занимавшей плато вдоль Вознесенского спуска, склонов Кудрявцы, в районе улицы Обсерваторной. Копырев конец имел собственную систему укреплений, синхронную валам «города Ярослава», а площадь всей укрепленной территории, согласно подсчетам П.П. Толочко, занимала около 40 га [596].

К сожалению, ограниченная часть археологически изученной территории лишает нас возможности более точно охарактеризовать его социально-топографическую структуру. Известно, что в XI в. Копырев конец активно застраивался. Как и в остальных частях древнего Киева, застройка была поусадебная; об усадьбах («дворах») говорят и известия о Копыреве конце в первой половине XII в. Речь идет о развалинах, открытых на перекрестке улицы Смирнова-Ласточкина и Кияновского переулка, а также в усадьбе художественного института [597]. Указанные храмы, видимо, являлись планировочными узлами данного района древнего Киева, выполняя ту же функцию, что и храмы «города Ярослава».

Суммируя наблюдения над социально-топографической структурой киевских районов, можно с уверенностью сказать, что материалы археологических исследований позволяют установить некоторые критерии, на основании которых мы можем говорить о складывании городской общины. Кончанско-уличанская структура прослеживается по материалам древнего Киева достаточно отчетливо. Следовательно, со второй четверти XI в. можно вести речь о начале второй фазы формирования волостной структуры — формировании в городе социальной организации нового типа — территориальной (соседской) общины.

Ее своеобразным дебютом в политической жизни Русской земли стали события 1068 г., неоднократно осмысленные в работах отечественных историков [598]. Наличие подробных историографических обзоров избавляет меня от необходимости развернутого комментария как высказанных мнений, так и событийной канвы [599]. Остановлюсь лишь на тех обстоятельствах, которые представляют несомненный интерес.

Во-первых, это роль веча в указанных событиях. Оно здесь выступило на первый план. Изгнание Изяслава и вокняжение Всеслава — факт доселе беспрецедентный. Вплоть до указанного времени нам не известно ни одного факта посажения на стол князя вечевым решением. Следует согласиться с мнением И.Я. Фроянова, считающего, что «…киевская община выступает в сентябрьских событиях 1068 г. в качестве самостоятельной, вполне независимой от князя организации. Оно принимает решение о новой битве с половцами, изгоняет неудачливого князя и сажает на стол нового правителя» [600].