Дмитрий Котышев - От Русской земли к земле Киевской. Становление государственности в Среднем Поднепровье в IX–XII вв.

Кроме того, археологические исследования детинца не дают, на наш взгляд, оснований утверждать о наличии свободного пространства вдоль улицы Десятинной и к северо-востоку от нее, где С.Р. Килиевич размещала «великий двор» [623]. Здесь исследовательница, как мне представляется, вошла в противоречие с результатами собственных исследований: в ходе раскопок в 1970–1980-х гг. вдоль улицы Десятинной выявлена плотная застройка территории жилыми комплексами XI–XIII вв. [624]

Эти обстоятельства противоречат свидетельствам летописи об обширности «великого двора», на котором устраивались конные состязания [625]. Косвенным свидетельством в пользу локализации «великого двора» у стен Софии могут рассматриваться остатки обширной светской постройки, датируемой концом XI — началом XII в., которые расположены неподалеку от Ирининской церкви. Не исключено, что перед нами остатки княжеской резиденции XII в. [626]

Суммируя все наблюдения, хотелось бы сказать, что рассуждать о переносе места проведения вечевых собраний к сакрально значимому центру города — резиденции князя и собору Святой Софии после 1068 г. преждевременно сразу по нескольким причинам.

Во-первых, княжеская резиденция близ Софии («княж двор», «великий двор» или «двор Ярославль») возникает не раньше первой половины XII в. Во-вторых, к этому же времени относится появление практики вечевых собраний близ Софии, включая торжественное «посажение» князя на стол. Эти обстоятельства действительно говорят о возрастании роли веча и изменении его статуса. Но произойдет это только в эпоху Мономаха. В 1068 г. был сделан важный, но всего лишь первый шаг в деле превращения киевской политии в самостоятельный субъект политических отношений.

Середина — вторая половина XI в. — это время консолидации городских общин ведущих городских центров Русской земли (Киева, Чернигова, Переяславля); превращение их в субъекты самостоятельной политики.

Киевский переворот 1068 г. возвестил наступление новой эпохи. Древнерусская волостная структура решительно выступила на авансцену истории, заставив с собой считаться. События 1068 г. уже рассматривались выше, поэтому здесь я хотел обратить внимание на следующие аспекты.

С одной стороны, факт изгнания Изяслава и посажения Всеслава означал конец монопольному праву княжеской корпорации в деле распределения столов. Отныне и после 1068 г. князья всегда будут вынуждены считаться с позицией городов в вопросе столонаследия. В качестве хрестоматийного примера может считаться случай в ПВЛ 6610 (1102) г., связанный с новгородским столом. Запись эта уникальна еще и тем, что в этом небольшом сюжете отразились вся практика распределения власти в княжеской среде и те изменения, которым эта практика подвергалась. Согласно сведению автора ПВЛ, 20 декабря 1102 г. к Святополку пришло новгородское посольство. Причиной стал договор, заключенный между Святополком и Мономахом: «…бѣ бо Стополкъ с Володимером рядъ имѣлъ». Суть договора состояла в том, что в Новгороде должен был сесть сын Святополка Ярослав, а Мстислав Владимирович занять владимиро-волынский стол [627]. Новгородцы с таким решением не согласились, «…Стополкъ же многу прю имѣвъ с ними онѣм же не хотѣвшим», но новгородцы настояли на своем. Размен столов, предусмотренный междукняжеским соглашением, не состоялся, и позиция городской общины сыграла в этом деле решающую роль [628].

Пример, приведенный выше, относится к Новгороду, но сама история Русской земли демонстрирует схожие тенденции и для более раннего времени. События вокруг Чернигова 1078 г., связанные действиями Изяслава и Всеволода Ярославичей по выдворению из города Олега Святославича и Бориса Вячеславича. По свидетельству ПВЛ, «…и поидоша к Чернигову и Черниговци затворишася в градѣ Олег же и Борисъ [не] бяста Черниговцемъ же не отворившимся приступиша ко граду» [629]. И только после поражения Олега и Бориса в битве у Нежатиной Нивы черниговцы согласились принять на княжение сына Всеволода Владимира. Стоит, на мой взгляд, согласиться в оценке этого эпизода с И.Я. Фрояновым и А.Ю. Дворниченко, которые полагают, что события 1078 г. свидетельствуют «…о высоком уровне организации черниговской общины, о ее стремлении бороться с киевской общиной» [630].

Обретение Черниговом и Переяславлем статуса княжеских городов уже в середине XI в. [631]ускоряло их стремление к независимости от Киева. С учетом того факта, что столичный статус Киева был в первую очередь статусом сакрально-религиозным, логично предполагать, что именно в церковной сфере проявятся стремления к «автономизации». Подтверждение этого обстоятельства я усматриваю в факте существования в 1070–1080-х гг. независимых от Киева митрополий.

Сведения об этом встречаются в памятниках второй половины XI в., в первую очередь в «Сказании чюдес святою страстотьрпцю Романа и Давида» [632]. Повествуя о перенесении мощей святых князей, состоявшемся 20 мая 6580 (1072) г. в Вышгороде, «Сказание» указывает на то, что в церемонии участвовали, помимо князей Ярославичей «…митрополитъ Георгии Кыевский дроугый Неофить Черниговский и єпископи Петръ Переяславскы и Никита Белгородскы и Михаилъ Гургевскы…» [633]. Интересно, что в самом тексте ПВЛ, созданном с привлечением материалов «Сказания», упоминание о черниговском митрополите опущено [634].

Несколько позднее, под 6597 (1089) г., упоминается также митрополия в Переяславле: «В се же лѣто сщена быс цркы стаг Михаила [Переяславьская] Сфрѣмом митрополитомь тоя цркы юже бѣ создалъ велику сущю бѣ бо преже в Переяславли митрополья» [635]. Это известие находит подтверждение в тексте Жития Феодосия Печерского, где сообщается несколько фактов из жизни Ефрема: «…по сих же (имеется в виду уход из монастыря Никона. — Д. К .) пакы Ефремъ каженник отиде въ Костянтин градъ и тоу живяше в единомъ монастыри, послѣже же изведенъ бысть и в страноу сию и поставлен бысть митрополитьмъ в городѣ Переяславли» [636].

Свидетельства о митрополитах вне Киева не остались без внимания историков, трактовки этих фактов весьма многообразны. В начале XX в. М.Д. Приселков высказал мысль о том, что учреждение Переяславской митрополии было акцией византийского правительства императора Михаила VII Дуки (1071–1078) [637]. Гораздо позднее историк вернулся к этому вопросу с учетом данных о черниговском Неофите (которые, по всей видимости, не были известны ему в 1913 г.), предположив, что введение еще двух митрополий на Руси, кроме киевской, было обусловлено появлением на свет триумвирата Ярославичей [638]. Эта идея получила дальнейшее развитие в трудах А. Поппэ, В. Водова и Я.Н. Щапова, согласившихся с идеей Приселкова о том, что появление «титульных» (по определению А. Поппэ) митрополий связано с соправительством Ярославичей [639]. Опуская здесь вопросы, связанные с асинхронностью свидетельств существования черниговской и переяславской митрополий, хотелось бы подчеркнуть, что на пространстве 1072–1085 гг. факт существования трех русских митрополий не вызывает сомнения.