Эмманюэль Ле Руа Ладюри - История регионов Франции

Вхождение в средние века областей «ок» в состав областей «ойл», которое не обошлось без кровопролития, обозначило движение Юга в сторону Севера и частичный его отрыв от своих древних средиземноморских тропизмов. «Франция» извлекла из этого выгоду, оттеснив за Пиренеи каталоно-арагонское государство (что касается споров о владении Руссильоном, то это «оттеснение», как мы уже видели, обрело полный и необратимый характер только с 1659 года). Но задолго до этой даты королевство Капетингов уже с XIII века держало Окситанию со всех сторон через Овернь и Лангедок. Кроме того, полным ходом осуществлялась интеграция еще двух крыльев в состав Франции. Крыло, представленное Жирондой и Гасконью, потеряло свою независимость (или свою англоманию?) в 1453 году, когда англичан изгнали из Бордо. Провансальское крыло французы мирно «проглотили» начиная с 1482–1483 годов.

Попытаемся в данном случае избежать анахроничных выражений, таких как колониализм и тем более геноцид. К Окситании, по меньшей мере, к ее лангедокским частям, сначала применили насилие французские власти. Затем, как случается у супругов, долгое время проживших вместе, даже состоящих в странном браке, или вступивших в супружеские отношения вопреки своей воли (возьмите для примера Анну Бретонскую…), Оскитания постепенно привыкла к Северному государству. Капетингская королевская власть не приходила с пустыми руками. Ей было чем задобрить и тех, и других. Клирики в Тулузе или Каркассоне были признательны ей за то, что она консолидировала монополию (практически угнетающую) папистской веры. Она также узаконила муниципальные структуры, отчего возгордилась южная буржуазия. И наконец, она предложила минимум правосудия и возможности продвижения в военной карьере для крестьянства и дворян. Конечно, и речи быть не может о том, чтобы рисовать в розовом цвете этот союз, где не обходилось без конфликтов и даже «домашних сцен», иногда достаточно жестоких. Но никогда, в целом, дело не доходило до развода.

В XIV и XV столетиях, жестоко отмеченных серьезными кризисами (эпидемиями чумы, Столетней войной и др.) на местах зародились и начали развиваться крупные административные органы региона. К тому же их появление было желанным для монархии. В состоянии административной «микроцефалии», в котором тогда находился данный регион, у нее не было ни средств, ни стремления практиковать массивные стратегии прямого управления; в данном случае они были бы абсурдными. Среди сильных местных организаций, которые таким образом будут составлять своеобразие и гордость Юга, назовем в первую очередь штаты Лангедока и тулузский парламент; последний, как и аналогичные структуры в других регионах, был, если можно употребить такое выражение, воплощением королевского централизма с децентрализаторским подтекстом! Парламентарии, несмотря на то, что были желанными фигурами для монархии, нисколько не были соглашателями по отношению к ней. И начнем с того, что они были местными…

Вторая половина XIV века в областях «ок», по меньшей мере, в их южных или юго-западных частях, прошла под знаком замечательной личности графа Фуа (и сеньора Беарна) Гастона Фебуса (1331–1391). Он обеспечил превращение беарнского виконтства в «фактически суверенное княжество», каковым оно и оставалось до 1620 года (и это даже притом что это княжество в основном старалось во всем поддержать внутренние обычаи, эффективно контролировать, как дипломатическими, так и военными методами, внешнее окружение, даже самое ближнее). Фебус как историческая личность был забыт в период между XVI и XVIII столетиями. Но восхитительная рукопись его «Книги об охоте» с миниатюрами принесла пиренейскому князю широкую известность и увековечила его имя как живописца и охотника. За последнее столетие выпущено в свет много роскошных факсимильных фотографических изданий его книги. В них восхищают прекрасные иллюстрации знаменитого текста, датированные концом эпохи Средневековья. Эта книга знакомит с дикой фауной XI–XV веков: сокращение количества населения из-за войн или эпидемий чумы, происходившее начиная с 1348 года, привело к увеличению численности диких животных всех видов, обитавших в горах на юге, где стали разрастаться леса, — Южных Альпах, Севеннах и Пиренеях, столь дорогих, в первую очередь, сердцу знаменитого Фебуса [263]. В 1440-х годах начался мощный подъем экономики и рост населения, а после 1453 года, когда закончилась война с англичанами, люди взялись за освоение целины, стали возделывать недавние пустоши, заросшие деревьями и кустарниками, хотя в них и водилась в избытке дичь [264]…

В конце XV века, после окончательного присоединения Прованса и Марселя (начало 1480-х годов), Окситания, или, по меньшей мере, то географическое пространство, которое иногда называли этим именем, приобрела свои почти современные очертания. Оставались за пределами этой территории только районы Ниццы (до 1860 года), Конта (папское владение в течение всего периода Старого режима) и Беарн, попавший более чем на столетие под власть пиренейской династии Альбре-Наварр (из которой произошел Генрих IV).

В этих условиях стало возможным дать определение этой так называемой «Окситании», уже практически образовавшейся. Фактически она соответствовала обширной зоне между Альпами и Пиренеями, где говорили на романских языках («не на языках «ойл»»), которую французы объединили и благодаря этому уберегли от зависимости от Италии, Каталонии, Кастилии. В конце концов, присоединение какой-нибудь из частей областей «ок» к одной из этих трех стран было бы вполне возможно, но история распорядилась иначе. «Южный акцент», который разнообразен в своих оттенках, но кажется одинаковым для слуха неспециалистов из Парижа, и поныне отличает большинство жителей и уроженцев этой странной области. Окситания — это большой корабль, который плывет, потушив все огни, сквозь темную ночь, как я когда-то написал в книге про Монтайю…

На заре Ренессанса культура здесь становится многообразной: французский язык («ойл»), начиная с 1480–1490 годов, осуществляет первый прорыв в эту расширяющуюся область. Явления меценатства (которые проявляли король Рене в Экс-ан-Провансе, агенты пап в Авиньоне, «Веселая мудрость» и «Цветочные игры» в Тулузе) сопровождал или лежали в основе литературного и другого творчества, которое далеко не сводилось только к парижским, лигистским [265], лионским образцам. Театральные представления на религиозные сюжеты давались на местном диалекте, заменив в различных регионах искусство трубадуров. Если говорить более конкретно, то характер землевладения был более свободным, даже более современным: внесеньориальные владения (сельские владения, находившиеся в полной собственности земледельцев, без вмешательства со стороны сеньора) были гораздо более распространенным явлением на юге, нежели на севере. Крестьяне-южане необыкновенно дорожили «открытой» максимой: «нет сеньора без титула», тогда как северяне вынуждены были покоряться жесткому девизу: «Нет земли без сеньора». В Лангедоке и Провансе налог был «реальным», установленным в соответствии с размерами полей и качеством земли; в Парижском бассейне он был «поголовным» и буквально был «по головам». Население Юга по своей государственной принадлежности подчинялось королю Франции. Но оно практически везде управлялось, еще в XVI веке, представительными ассамблеями трех сословий, или « estais ». Полудемократическая община, которая характеризовала расцвет власти в этом регионе, дублировалось, таким образом, региональными представительными органами, неким подобием предтечи конституционного режима, однако, с тенденцией к олигархии. Это было то, что американский историк Рассел Мейджор назовет монархией (ограниченной) эпохи Ренессанса. Другие элементы, «демократические», несмотря ни на что, по меньшей мере, в течение длительного времени, как, например, знаменитые княжеские роды Юга (Альбре, Фуа, Арманьяк и др.) были обречены на исчезновение, хотя и славное. Тем более что на некоторое время в принадлежавшей им главной роли их заменили другие семьи, пришедшие с севера, но развернувшие свою деятельность на Юге. Возьмите к примеру Роанов (бретонцев) и Монморанси (парижан), которые встали во главе мятежей южан против королевской власти в XVII веке. Поражение этих лидеров облегчило, в свою очередь, окситанской буржуазии и мелкому и среднему местному дворянству восхождение к вершинам власти.