Коллектив авторов - Вера и личность в меняющемся обществе [litres]

Если в женской сфере жизни ежедневные личные молитвы были о здоровье и благополучии семьи, то в сфере мужской жизни религиозные практики осуществлялись в контексте купеческих профессиональных занятий – промышленности и торговли.

В связи с этим примечателен один из купеческих обычаев, касающийся упоминания имени Бога. Следует сказать, что искание Божьего покровительства в делах коммерции у многих московских купцов выражалось в том, что в торговых книгах записи начинались с креста или со слов «Господи Благослови» в верхнем правом углу первой страницы амбарной книги (такие книги попадаются в архивах ряда фирм в Центральном государственном архиве г. Москвы).

В воспоминаниях Н. П. Вишняков обращает внимание на подобную деталь оформления писем своего отца в Москву с Нижегородской Макарьевской ярмарки (там П. М. Вишняков ежегодно проводил пару месяцев, обычно с июля по сентябрь) для заключения сделок по оптовой торговле: «При начале письма отец почти всегда ставит крест в знак того, что пишет, испрашивая Божьего благословения» [482].

Упомянуты у Вишнякова и важнейшие для купеческой практики социализации совместные молебны в торговых рядах (например, известно, что в Верхних торговых рядах в Москве в общественном коридоре имелась так называемая «рядская икона» – молебны перед нею упомянуты в ряде мемуаров, например в воспоминаниях И. А. Слонова, а также видны на старых фотографиях, например в фотоальбоме Н. А. Найденова «Верхние торговые ряды», изданном в 1890 году).

Рабочий день торговцев начинался и заканчивался молебном. Во время молебна происходила духовно-эмоциональная синхронизация сознания сообщества торговцев, в своей трудовой жизни поставленных в отношения скорее конкуренции, чем сотрудничества. (Слонов упоминает, что помимо ежедневных молебнов были и торжественные молебны, на которые привозили из церквей и часовен особо чтимые святыни [483].)

Общий молебен (как ежедневный, так и ежегодный торжественный), несомненно, был одной из важных форм социализации. Это было связано не только с самим религиозным церемониалом, но и с совместной подготовкой к празднику – сбором денег, покупкой материалов для декорирования.

Н. П. Вишняков пишет, что его отец в письмах жене (матери мемуариста) упоминает о совместных молебнах во время Нижегородской ярмарки. После долгой дороги на ярмарку, занимавшей около трех дней на лошадях, следовало помолиться, прежде чем приступить к делу.

На следующий уже день после ранней обедни служится молебен Казанской Божией Матери и чудотворцу Макарию. Иногда и в Москве одновременно с этим мать моя служит такой же молебен, к большому удовольствию отца. Благодарю, – пишет он в 1827 году, – за то усердие к Божией Матери и преподобному чудотворцу Макарию. Дело хорошее! Богу молиться – вперед пригодится [484].

Св. Макарий считался покровителем ярмарки, a потому в переписке Вишняковых его имя упоминается из года в год неизменно, но иногда вместо молебна Казанской проводился молебен Феодоровской Божией Матери, a также московским чудотворцам Петру, Алексию и Ионе (св. Петр митрополит был покровителем П. М. Вишнякова) [485].

Молебны на Нижегородской ярмарке не были чисто этикетными, купцы, служа молебны, радели о благополучной торговле, ведь ярмарка давала до 40–60 % годовой выручки.

Вишняков отмечал, что его мать следовала строгому порядку чтения молитв и поведению в соответствии с разделением дней на будние и праздничные. А. С. Вишнякова читала «Апостол и Евангелие текущего дня» и молитвы святым, память которых приходилась на этот день. В воскресные и праздничные дни она не бралась ни за какие дела, только читала духовные книги после посещения храма. Ее сын писал: «Большие праздники она проводила по-пуритански, считая грехом какое-нибудь светское занятие, даже свои невинные ручные работы вязанье или вышивание на пяльцах» [486].

В старости, когда немощь и болезни не давали А. С. Вишняковой возможности долго стоять на ногах на церковной службе или на домашней молитве, она молилась, сидя в кресле.

Одно из доказательств благочестивого поведения матери Н. П. Вишняков видел в том, что «после нее осталась еще масса списанных ею молитв, проповедей, духовных стихов и выписок из духовно-нравственных книг». Некоторые выписки были сделаны ею самою, другие – рукою отца, a после смерти П. М. Вишнякова – брата мемуариста Сергея, которого мемуарист назвал главным сподвижником матери по церковным делам. В качестве примера приводится записка, содержащая разговор из книги «Бисер златой» (распространенная в простонародном чтении апокрифическая рукопись ходила в списках XVII – начала XIX века). «Правда, культурное значение этих выписок не всегда высокого достоинства», – замечал мемуарист, получивший по сравнению со своими родителями хорошее образование и, видимо, знакомый с критикой «Бисера златого» Максимом Греком и рядом других православных мыслителей. С одной стороны, Н. П. Вишняков гордился книжными увлечениями матери, с другой – осознавал профанный характер большинства этих выписок, свидетельствующих о наивном восприятии излагаемых религиозных идей.

Что же касается поведения родителей как образца для подражания, то мемуарист отмечал, что богомольность матери, а также и няни имела на него большое влияние: «Я стал сам богомольным и набожным мальчиком. Няня выучила меня и грамоте, и первым молитвам: с самого раннего возраста я читал на память не только главные молитвы, но и длинный псалом „Помилуй мя, Боже“» [487].

Интересно замечание Вишнякова, что его, когда он был ребенком, «вовсе не принуждали посещать церкви», но он сам испытывал значительную тягу к посещению храмов и «любил ходить по праздникам к поздней обедне» или к вечерней службе в разные храмы (помимо своего приходского) и вообще посещать новые церкви, иногда находившиеся довольно далеко от дома. В приходском храме, посещаемом Вишняковыми, не бывало поздних обеден – в их ближайших квартах жило в основном купечество и ремесленники – сословия, привычные к раннему бодрствованию с утра в силу своих рабочих занятий. Поздние обедни «считались чем-то вроде поблажки людской лени и не особенно одобрялись ревнителями благочестия», однако проводились в некоторых храмах в районах Москвы, населенных «барынями»-дворянками. Мальчик в возрасте четырех-одиннадцати лет ходил с няней по городу пешком («лошадей нам для наших экскурсий не давали, a на извозчиках почему-то не принято было ездить»), поэтому выбирались храмы в пределах досягаемости, в своем районе Замоскворечье это был чаще всего храм Всех Скорбящих на Ордынке, где поздняя обедня начиналась в 11 часов и где «хорошо пели».