Коллектив авторов - Вера и личность в меняющемся обществе [litres]

Между тем церковно-приходское летописание начиная с 1860‐х годов – времени значительных перемен в российской действительности, затронувших и жизнь Церкви, – становится постоянным и весьма действенным способом коммуникации между приходом, его настоятелем и высшим духовным руководством.

На происхождение подобной формы ведения погодных записей в историографии существовало две точки зрения, одна из которых связывала выбор их формы с исторической традицией летописания. Кропотливый труд ежегодного изложения не только выдающихся, но и повседневных событий местной истории заметила и оценила в свое время императрица Екатерина II. К ее удивлению, в летописи, принадлежащей архиерейскому дому Астраханской епархии, «оказались прибавления, относящиеся к обстоятельствам, в недавние времена происходившим. И хотя ей нужны были русские летописи, относящиеся к древности, однако ей приятно, что есть в духовном звании люди, трудящиеся в продолжении российской истории записками своими». Позднее на основании доклада обер-прокурора А. И. Мусина-Пушкина Святейший синод выразил высочайшее благоволение Астраханской епархии, а «во все остальные посланы были распоряжения с поощрениями способных к таким летописям людей, особливо из ученых, дабы они не оставляли упражняться в замечаниях случающихся достопамятностей, потребных в продолжении истории Отечества своего, дабы из сего и в будущие времена могла последовать подобная от древних летописцев польза» [584].

Однако екатерининские распоряжения или не были получены на местах, или игнорировались. Архиепископ Филарет (Гумилевский), проявлявший особую заботу о продолжении местного летописания, писал А. В. Горскому из Харькова: «…Около двух месяцев употребил я на обзор епархии. Одним из первых дел моих по приезде в Харьков было то, что предписал я окружно всем священникам завесть тетради для записывания и описания дел и случаев местной церкви. В душе есть желание составить описание Харьковской епархии. Думаю, что это будет замечательная картина не без интереса для всех и особенно для друзей Церкви Русской. Жаль, что доселе решительно ни в одном месте не было ни одной строчки. Что делать? Здешний край имеет свою историю, со своими красками и штрихами» [585].

С другой стороны, появлению летописей предшествовала длительная традиция ведения дневников священниками, часть из которых была опубликована. Помимо записей Фоки Струтинского [586], очевидно, представлял интерес дневник о. Тимофея Лысогорского из села Двойна Тамбовской губернии. Его начальная тетрадь была озаглавлена «Опыты моей жизни по части хозяйственной и прочим с 1812 по 1857 г.». Как отмечает читатель и публикатор дневника И. И. Дубасов, отец Тимофей был замечательным знатоком Библии и священствовал более пятидесяти лет. При этом «вследствие своего бескорыстия и прежних консисторских обычаев не получил ни одной служебной награды» [587]. Батюшка имел обыкновение изъясняться с архиереями с полной откровенностью. Однажды на несправедливые угрозы владыки лишить его сана отвечал: «Можешь, Преосвященный, лишить меня и рясы, и священства, и даже куска хлеба, но не должен, а, следовательно, не лишишь» [588]. На скудные свои средства он выписывал одну из московских газет, что тогда было весьма редким явлением, интересовался политическими событиями и рассказывал о них прихожанам. Так, он записывает в дневник, что «28 января 1854 г. через Тамбов проходил Уральский казачий полк. Они пошли на войну с турками, которые в Иерусалиме всех наших христиан помучили, и гроб Господень отбили, и цареградских греков многих также умертвили жестокою смертью». Это, по мнению отца Тимофея, и «заставило императора Николая Павловича объявить войну туркам» [589]. Записывал батюшка и народные рецепты лечения, поскольку исполнял функции врача. В голодные, неурожайные годы он уделял особое место записям погодных явлений. Не располагая текстом дневника, трудно понять, насколько подробно записывает автор какие-либо персонифицированные автобиографические сведения. Публикатор отмечает лишь одно свидетельство: «9 октября 1832 г. выдал я в замужество старшую мою дочь за окончившего курс богословских наук П. Ф. Никольского. Радость моя тем совершенна, что выдана она с должною для христиан честью. Награждена она 8-ю платьями ситцевыми, двумя белыми, 400 рублями, 2 лошадьми, двумя коровами, рясою да полукафтаньем суконными, да тулупами калмыцкими; шубы были у нас одна гарнитуровая, шубочка штофная, шубочка нанковая, платье подвенечное шелковое» [590].

О. Тимофей стремился зафиксировать наиболее значительные события, что находило отражение не только в дневнике-летописи, но и в записях на книгах. Так, в книге «Духовный регламент» он написал: «Государь император Александр Павлович изволил посещать нас 1824 августа 26 дня во вторник вечером. Мы его встретили с хоругвями и образами, все в облачениях. Росту он был высокого, лицом бел и чист, плешив; глаза острые» [591].

Ранний автобиографический источник такого же рода упомянут в публикации «Ярославских епархиальных ведомостей» 1893 года – «Келейная запись или краткое начертание разнообразных должностей, Преосвященными в различные времена возглашавшихся на священство Ярославской градской Михайло-Архангельской церкви Симеона Егорова, начиная с 1761 по 1825 гг.» [592]. Это автобиография и отчасти дневник, содержащий данные для певческого хора ярославских Преосвященных и касающиеся Ярославской духовной академии. О. Симеон «первоначально взят при Арсении митрополите в 1761 году в мае месяце, будучи тогда от роду семи лет, в певческий Архиерейский хор, где находился по тогдашнему положению в звании подъяка» [593]. Далее автор отмечает прежде всего этапы своей духовной карьеры: посвящение в стихарь (1763), определение по заручной челобитной в дьячка и уход из хора в связи с этим (1767). В 1777 году, уже женатым, он вернулся в Архиерейский хор регентом (1779). В 1782 году рукоположен в дьяконы в Ростове, а в 1786 году «по заручному приходских людей одобрению» посвящен во иерея, назначенный в то же время директором архиерейского хора [594].

С 1796 года определен в депутата [595], а с 1798 года в благочинные [596]. В 1800 году новый архиепископ Ярославский и Ростовский определил о. Симеона в учителя учрежденной русской школы с получением жалованья 80 рублей в год. Автор келейной записи не высказывает никаких своих суждений или сомнений по поводу назначений. С 1805 года в записях появляются сведения о его наследнике. В дальнейшем записи о событиях его жизни чередуются с достижениями сына, который дьяконскую должность сочетал с преподаванием различных дисциплин [597], был катехизатором и толкователем воскресного Евангелия.