Саймон Рабинович - Права нации: Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

По мнению многих исследователей, как дубновская, так и социалистические теории еврейской внетерриториальной автономии выросли из политических дискуссий австрийских социал-демократов [212]. Справедливости ради следует уточнить, что австрийским влиянием столь же единодушно объясняется не только происхождение автономистской теории Дубнова, но и возникновение идей его главного оппонента из среды социалистов — Житловского [213]. Однако даже Бунд, находившийся под прямым влиянием идей Каутского и этим заслуживший репутацию интеллектуального наследника австрийских социал-демократов, практически не затронули идеи их поздних теоретиков, в частности Реннера и Бауэра [214]. Дубнов не раз утверждал, что продумывал свои идеи независимо от австрийских социал-демократов и тех еврейских интеллигентов, которые принесли их идеи в Россию [215]. Так, например, в примечании к переизданным в 1907 году «Письмам о старом и новом еврействе» он уточняет, что, читая первую часть работы Реннера «Der Kampf der österrreichischen Nationen um den Stadt» («Борьба австрийских наций за государство»), вышедшей в 1902 году, был приятно удивлен, обнаружив сходство между своими рассуждениями о евреях и размышлениями Реннера об австрийских национальных меньшинствах. По словам Дубнова, «Государство и нацию» он прочитал после того, как закончил собственный труд [216]. Столь же необоснованным представляется тезис о заимствованиях Дубнова у Отто Бауэра: главная работа Бауэра вышла только в 1907 году, когда основные идеи Дубнова уже были широко известны из его «Писем», распространявшихся в первой и дополненной редакциях. Однако и те читатели Дубнова, кто считает, как он сам того хотел, его мысль полностью оригинальной, и те, кто приписывает его идеи австрийским влияниям, на наш взгляд, в равной мере далеки от истины. Со взглядами австрийских социал-демократов Дубнов, вероятнее всего, мог познакомиться если не через работы Реннера и Бауэра, то по статьям Адлера, Каутского или по материалам, публиковавшимся во влиятельном социалистическом журнале «Die Neue Zeit» («Новое время»), который издавал Каутский с 1890 по 1917 год. Этот журнал был популярен в среде русских марксистов, и не только в ней [217].

Поскольку Реннер и Бауэр были теоретиками права, не исключено, что на Дубнова в 1906 году, когда он пересматривал свою теорию, могли повлиять их правоведческие рассуждения об автономизме. Однако национализм для него всегда обладал ценностью сам по себе, и это радикально отличало Дубнова от австрийских социал-демократических мыслителей. Если же говорить о влияниях, которые испытал Дубнов, их, скорее, надо искать в либерально-националистических теориях. Достаточно познакомиться с работами Джона Стюарта Милля, к которому Дубнов относился с огромным почтением, — и становится понятнее, где кроются истоки дубновских представлений о внетерриториальном автономизме. В отличие от социалистов, определявших нацию исключительно по языку, Милль выделял несколько составляющих: кроме языка это религия, общественное устройство, территория, но важнее всего — общность исторического опыта. Кроме того, он доказывал, что каждой нации свойственно естественное «стремление жить под началом общего для всех правительства, состоящего исключительно из соплеменников» [218]. Это рассуждение, появляющееся у Милля в контексте полемики с колониализмом, было вполне применимо к ситуации национальных меньшинств в Российской империи. Обобщенно говоря, он отстаивал ценность национальных государств, а там, где они невозможны, предлагал федеративное устройство. Идея внетерриториальных автономий не встречается у Милля нигде, но вместе с тем он считал, что в справедливо и разумно устроенной федерации все граждане должны обладать правом «двойной лояльности» с четким определением границ и полномочий каждой из властей; очевидно, что представления Дубнова о будущем российского еврейства гораздо ближе к этой идее, чем к теории внетерриториальной языковой и культурной автономии, которую выдвигали австрийские социал-демократы [219].

Хотя Дубнов, Житловский и Бунд решительно отрицали австрийское влияние, именно труды Реннера косвенно объясняют, как разные теоретики примерно в одно и то же время пришли к схожим выводам. В последнее время, пишет Реннер, все чаще говорят о признании коллективных прав, начиная с торгового права и заканчивая правами рабочих. «Так неужели, — продолжает он, — важнейшие для нашей государственности группы — национальности — все еще должны в правовой жизни пребывать в трансцендентальном состоянии, не поддаваясь облечению в гражданские формы государственно-правового бытия» [220]. В имперской России, в отличие от Австро-Венгрии, подданные имели меньше личных прав. Вместе с тем существовавшая в России сословная система с ее законодательно закрепленными привилегиями и ограничениями воспитывала и укрепляла уверенность в групповых правах. Утверждение Реннера, что концептуально «нация — это не территориальная единица», было близко к позиции Дубнова, однако они исходили из разных посылок и задач. Реннер полагал, что принятие внетерриториального принципа позволит разрешить национальные споры в полиэтнической Австрии (и заодно избежать подавления одних наций другими), тогда как Дубнов, в целом признавая значимость территории, все же считал опыт еврейской диаспоры исключительно ценным и даже, говоря в терминах эволюционной теории, более прогрессивным. Его «Этика национализма» появилась в 1899 году, когда он опасался, что прямая и несомненная связь между французским национализмом и антисемитизмом, отчетливо проявившаяся в деле Дрейфуса, отвратит евреев от национальных идей как таковых. Иначе говоря, «ударивший» по евреям крайний национализм другого народа побудил Дубнова выработать, по его словам, критерий, «позволяющий различать, что в национализме есть добро, а что есть зло, и тем самым отделять еврейский национализм от антисемитского» [221].

Реннер разрешал сугубо юридическую дилемму: как представителям того или иного народа обеспечить и сохранить свои права независимо от того, где они живут. Перед Дубновым стояла дилемма философская: ему предстояло понять, возможно ли сохранить национальное самосознание, не имея своей территории, а в будущем, возможно, утратив «веру отцов» [222].

Дубнов был убежден, что еврейское автономистское движение в России способно достичь своих целей посредством культурной и общинной деятельности. Благодаря культуре, полагал он, самоотождествление по религиозному признаку постепенно сменится секулярной национальной идентичностью, а общинный активизм позволит очертить сферы национальной автономии в настоящем и расширить их в будущем [223]. Дубнов начинал как теоретик еврейского национализма и национального развития, однако можно проследить, как со временем в его работах все отчетливее оформляется более частная концепция еврейской автономии. В 1897 году в статье «Теория еврейского национализма» он показывает, как исторически, благодаря воспитанию национального самосознания и сохранению уникальной диаспорной культуры, создавались основы для национального чувства [224]. В работе 1898 года он анализирует исторические основы становления еврейской жизни в Западной Европе, в 1899 году обосновывает этическую систему, на которой могли бы строиться отношения между нациями, а два года спустя, в статье «Автономизм как основа национальной программы», снова обращается к еврейской истории, чтобы показать, какой ценой евреям в течение веков удавалось сохранять автономию в диаспоре и как, опираясь на их опыт, можно сменить дряхлеющее религиозное национальное самосознание жизнеспособным секулярным. Изложенные в этих работах представления о еврействе как о «духовной» или «культурно-исторической» нации, равно как его идеи восстановления еврейского общинного самоуправления, были на рубеже XIX–XX веков очень популярны, и повсеместно считалось, что именно Дубнов заложил теоретические основы еврейского автономизма [225].