Сергей Куличкин - Ватутин

Командующий 13-й армией генерал Пухов вопросов не имел. Его армия переходила к обороне на захваченном плацдарме, и это устраивало генерала. Войска нуждались в передышке. А вот Черняховский высказал озабоченность состоянием своих войск и малым сроком подготовки операции.

— Иван Данилович, — улыбнулся Ватутин, — а ведь мне Верховный только сейчас говорил, что ты прислал ему письмо, в котором просишь направить тебя под Киев...

Черняховский действительно писал Сталину: «За два с лишним года я никогда и ничего не просил. Сейчас прошу об одном — дать мне направление на Киев...»

— Да я не против наступления, — заволновался Черняховский. — Освобождать Киев — большая честь. Тем более там прошла моя юность, там стал военным, женился, наконец. Но на подготовку удара надо не меньше десяти суток, а вы даете только трое...

— Не я, а Ставка. Ты не волнуйся, Иван Данилович, я тебя очень хорошо понимаю, но пойми и ты нас. Город приказано взять к ноябрьским праздникам. Приказано, а мы люди военные. Не забывай и того, что каждые сутки промедления усиливают оборонительные возможности врага...

Командармы разъехались через несколько минут, а Ватутин вновь погрузился в раздумья о главном направлении. Он решил наносить главный удар с букринского, а вспомогательный с лютежского плацдарма. Еще во время броска за Днепр букринский плацдарм привлек внимание командующего. Во-первых, он находился ближе всего к Киеву, во-вторых, вдавался в нашу сторону, что позволяло простреливать его с трех сторон. Однако были и недостатки. В ходе боев за расширение плацдарма выяснилось, что местность там сильно пересеченная, затрудняющая маневр войск, особенно танков.

Беспокоило ли это Ватутина? Безусловно. Николай Федорович за последнее время практически не вылезал с плацдарма и все прекрасно видел. Беспокоило это обстоятельство и представителя Ставки Жукова, который в письме Ватутину от 5 октября писал:

«Вводить танковую армию (3-ю гвардейскую. — С.К.) раньше, чем будет захвачен рубеж выс. 175,2, высоты прилегающей к западной части Вел. Букрин, Мал. Букрин, Колесище, выс. 209,7, невозможно по следующим причинам:

1. Глубина обороны противника сейчас эшелонирована до Мал. Букрин включительно.

2. Местность настолько пересечена, что танковая армия вынуждена будет двигаться только по тропинкам и дорогам, преодолевая на своем пути большие крутизны высот.

3. Маневр ее по фронту с целью обходов будет невозможен из-за характера местности».

Жуков даже предлагал рассмотреть возможность перенесения удара на другой плацдарм, в том числе и на лютежский. Почему же Ватутин не внял этим предупреждениям, своим сомнениям? Видимо, прежде всего потому, что главные силы фронта были уже стянуты к Букрину и их перегруппировка потребовала бы значительного времени, которого у него просто не было. Кроме того, другие плацдармы были меньшими по размеру и развернуть там значительную группировку не представлялось возможным. Были у него и предчувствия, что немцы больше всего ожидают удара не с Букрина, а с севера, учитывая нависающее положение 60-й и 13-й армий. Ко всему прочему торопила Ставка.

Николай Федорович в который раз продумывал план наступления. Казалось, продумано все, и он, вздохнув, подписал приказ, в соответствии с которым главный удар своим левым флангом наносила 40-я армия. К исходу второго дня ее войска должны были выйти на рубеж Холепье, Черняхов, Переселенье и в дальнейшем соединить букринский плацдарм со щучинским. Левее 40-й армии наступала 27-я армия, занимавшая восточную часть букринского плацдарма. Она к исходу второго дня должна была выйти на рубеж Кагарлык, Липовец. Именно в ее полосе вводилась в прорыв 3-я гвардейская танковая армия, которой к исходу второго дня наступления Ватутин ставил задачу выйти в район Стовы, Запрудье. 47-й армии, наносившей удар со Студенецкого плацдарма предстояло достичь рубежа Зеленьки, Емчеха и соединиться с 27-й армией.

12 октября войска Воронежского фронта начали наступление и сразу натолкнулись на сильнейшее сопротивление противника. В первый день сражения войска всех трех армий продвинулись вперед всего на 1—8 километров. Не помог ввод в бой и танковой армии. В ночь на 13 октября Ватутин приказал перебросить на правый берег всю оставшуюся артиллерию, боеприпасы и горючее, но немцы даже ночью не прекращали бомбить переправы, и должного усиления войска не получили.

Десять суток шли ожесточенные бои на плацдармах и переправах. К 21 октября с большим трудом удалось соединить щучинский плацдарм с букринским и подойти к восточным окраинам населенных пунктов Ульянки и Липовый Рог. Правофланговые части 27-й армии овладели Ромашками. Но на этом исчерпался весь успех.

Николай Федорович находился на КП 40-й армии. Здесь же кроме командующего 40-й армией генерала К.С. Москаленко были командующий 3-й гвардейской танковой армией генерал П.С. Рыбалко и командующий 27-й армией генерал С.Г. Трофименко. Ватутин в бинокль наблюдал за боем. Волна за волной на плацдарм шли немецкие бомбардировщики. Содрогалась земля от взрыва бомб и снарядов. Скрылись в облаке дыма и пыли наступающие части. Николай Федорович повернулся к генералам. Это их солдаты были там в огне...

— Спускайтесь в блиндаж, товарищи, — сказал он, тяжело вздохнув. — Я сейчас подойду. Через несколько минут.

Москаленко хотел было возразить, но, поняв, что командующий хочет остаться один, первый ушел с площадки наблюдения.

О чем думал в эти минуты Николай Федорович, можно только догадываться. Трудно, ох как трудно признаться даже самому себе, что допустил большую ошибку, даже если и существовали объективные причины. Как быть с совестью, с жизнью тысяч солдат, погибших на этом плацдарме по его приказу? Ох, как горько! Но надо думать. Думать и исправлять положение...

В чем же крылись причины неудач? Их анализировал Ватутин, анализировали в Ставке, анализировали и много лет спустя. Уже в наши дни К.С. Москаленко выделял из них две. Первое. Он отмечал, что противник регулярно прослушивал все наши переговоры, а указания Ватутина по дезинформации выполнялись плохо. Размеры плацдарма были весьма ограничены, авиация противника господствовала в воздухе, а самолеты 2-й воздушной армии действовали слабо из-за отдаленности аэродромов и нехватки горючего. В результате немцам удалось разгадать намерения противоборствующей стороны. Второе. За более чем двадцатисуточный промежуток между форсированием Днепра и началом наступления противник перебросил на угрожаемый участок значительные силы. Немцы сконцентрировали от Холопья до Ходорова 34-ю пехотную, 10-ю моторизованную и эсэсовскую танковую «Рейх» дивизии. Непосредственно в букринской излучине оборонялись 72, 112, 167, 225-я пехотные, 7, 19-я танковые и 20-я моторизованная дивизии. В районе Студниц, Бобрица действовали 3-я танковая и 57-я пехотная дивизии. Не говоря уже о подкреплении, которое противник подводил по хорошо проложенным коммуникациям. Не будем также забывать, что в немецких дивизиях почти всегда, и в том числе на Днепре, насчитывалось до 15 тыс. человек, а в наших в то время — не более 5 тысяч.