Коллектив авторов История - Маргиналы в советском социуме. 1930-е — середина 1950-х годов

Наркомам внутренних дел республик, начальникам УНКВД краев и областей, начальникам УИТЛК — ОИТК НКВД — УНКВД, начальникам ОСП НКВД — УНКВД 6 мая 1944 г. поступило «Предложение» В. В. Чернышова. В нем указывалось, что в связи с переселением калмыков, чеченцев, ингушей, балкарцев и карачаевцев на постоянное место жительства в Новосибирскую и Омскую области, Красноярский и Алтайский края, Казахскую и Киргизскую ССР заключенные перечисленных выше национальностей при освобождении их из мест заключения должны направляться в те районы, в которые переселены их родственники. Направление в другие республики, края и области категорически воспрещалось.

В целях установления местожительства семей или родственников освобождаемых следовало не позднее чем за 3 месяца до освобождения получить от последних сведения о наличии у них семей и родственников с указанием, где именно они проживают. В случае несвоевременного получения ответа из соответствующих отделов спецпоселений НКВД — УНКВД освобождение приостанавливалось, а бывший заключенный направлялся в распоряжение районной спец-комендатуры НКВД, в Новосибирскую обл., Асиновский район, на ст. Асино Томской ж. д.

При освобождении заключенных указанных национальностей из мест заключения в ОСП соответствующего НКВД — УНКВД должны были немедленно сообщить об их прибытии. Отделам спецпоселения следовало брать прибывших на учет как спецпереселенцев и «принимать соответствующие меры к их хозяйственному и трудовому устройству» [892].

Сложно было трудоустроить и снабжать спецпереселенцев в условиях зимнего времени. Если калмыки, размещенные в лесной промышленности и в совхозах, «в абсолютном большинстве использовались на работах и в отдельных случаях давали неплохую производительность труда», то те, кого поселили в колхозах, трудоустраивались значительно медленнее. В колхозах в первую очередь брались на учет и трудоустраивались сельские специалисты, шорники, кузнецы, плотники; затем — мужчины, годные к тяжелому физическому труду. Многие женщины-калмычки вовсе не получили работы, во-первых, потому что «в колхозах недостаточный объем работ в зимних условиях», во-вторых, часть женщин не была обеспечена зимней обувью и одеждой. В таких случаях трудоустройство затягивалось до весны и дольше [893].

Спецпереселенцы остро нуждались в таких товарах, как соль, чай и мыло, которыми торгующие организации не смогли их обеспечить «из-за отсутствия фондов». Проводившейся в Новосибирской обл. в феврале 1944 г. проверкой расходования продовольствия, отпущенного для вновь вселенного контингента, были установлены факты «незаконного израсходования продовольственных фондов» в Чистоозерном районе. Из полученных для калмыков 112 ц хлеба, 14 ц мяса, 8 ц рыбы и 26 ц крупы было израсходовано не по назначению: хлеба — 70 ц 93 кг, мяса — 7 ц 24 кг, крупы — 3 ц 42 кг. На момент проверки райторготделом рыба вообще не была получена. Вследствие незаконных действий зав. торготделом Огнянникова и зав. райпотребсоюзом Крыжановского подавляющее большинство калмыков, вселенных в район, не получало никаких продуктов питания по 10 дней. В феврале 1944 г. всем калмыкам были выданы хлебные карточки, по которым они не получили ни одного килограмма хлеба. В результате появились случаи употребления в пищу мяса павших животных. Секретарь РК ВКП(б) и председатель райисполкома при этом заявили, что расходование продовольственных фондов не по назначению произошло с их ведома, и даже было ими санкционировано [894]. «Для производства детального расследования» в Чистоозерный район был командирован оперативный работник УНКВД, который должен был отчитаться И. Т. Гришину о результатах расследования. Документа, свидетельствующего о том, как закончился этот инцидент, в Новосибирском областном архиве найти не удалось.

Большая часть «контингента» оказалась в бедственном положении. Если до выселения многие семьи получали государственные пособия по многодетности или как семьи фронтовиков, то после депортации были лишены пособий, являвшихся для некоторых единственным средством к существованию. Большинство спецпереселенцев-калмыков оставили на местах прежнего жительства скот, сельскохозяйственные продукты и др., причем многим из них не были выданы квитанции, вместо них представители оперсостава, проводившего операцию по выселению делали только отметки в посемейных карточках о количестве оставленного скота. Такие отметки не являлись официальными документами, и сданные под них скот и продукты не компенсировались даже частично.

Многие семьи оказались разъединенными в процессе депортации и подавали заявления с просьбами о воссоединении с родственниками. Эта проблема также требовала быстрого решения, так как глава семьи зачастую оказывался единственным трудоспособным ее членом, и его отсутствие ставило семью в крайне трудное материальное положение.

При всем этом в справке начальника ОСП УМВД по Томской области полковника Гракова от 17 января 1950 г. калмыки назывались в числе спецпереселенческих контингентов, пользовавшихся определенными льготами. Например, «выселенцы-калмыки были освобождены от всех платежей и налогов государству, им выдавалась безвозвратная ссуда на приобретение одежды и обуви, продуктов питания, сельскохозяйственного инвентаря, скота и топлива». Кроме того, нуждавшимся калмыкам выдавалась ссуда сроком на пять лет на постройку домов и помещений для скота. В указанном документе упоминается факт полного расчета «за скот и зерно, оставленные на месте прежнего жительства», по крайней мере в Томской обл. Нельзя, однако, точно сказать, производился ли этот расчет за все оставленные продукты, или только за те, которые подтверждались квитанциями, выданными по всем правилам [895].

Большинство распоряжений и инструкций, касающихся спецпереселенцев-калмыков, составлялось на основе аналогичных, созданных ранее для немецкого «контингента». Вероятно, поэтому документов, определяющих порядок расселения, трудоустройства и правовое положение калмыков, значительно меньше и они менее подробны.

Положение спецпереселенцев-калмыков оказалось во многом сходным с положением представителей других депортированных народов, несмотря на многочисленные различия между ними. От прочих этнических групп, депортированных в Западную Сибирь в 1940–1945 гг., калмыков отличали в первую очередь их культурные особенности и образ жизни, существенно отличавшиеся от тех, которые преобладали в регионе. Тем не менее, анализируя нормативные документы данного периода, имеющие отношение к спецссылке, можно увидеть, что в начале 1940-х гг. имелась определенная тенденция к унификации различных «контингентов», выразившаяся даже в общем названии: уже в 1940 г. «трудпоселенцами» именовались и «бывшие кулаки», и «выселенные в порядке очистки границ» из Западной Украины и Западной Белоруссии [896]. В 1941–1945 гг. данная тенденция усилилась, во-первых, из-за большого количества новых «контингентов», которые необходимо было «освоить» в предельно короткие сроки, во-вторых, из-за самих условий военного времени, не позволявших дробить «контингенты» и вырабатывать отдельные стратегии в их отношении. Из четырех крупных этнических потоков спецпереселенцев, прибывших в Западную Сибирь, на устойчивые группы внутри контингента подразделялись только бывшие польские граждане, депортированные раньше других — до начала Великой Отечественной войны («осадники» и «лесники», «спецпереселенцы-беженцы», «административно-высланные» и «ссыльнопоселенцы»).