Джон Келли - Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья

Последним крупным персонажем в этой драме был Франческо Петрарка, литературная знаменитость и один из первых приверженцев радикального шика. «Я чувствую, что встретил Бога, а не человека» [361] Бишоп, Petrarch and His World , с. 257. , – написал Петрарка после встречи с красавцем Колой, тем самым доказав, что писать стихи у него получалось лучше, чем разбираться в людях.

Плачевное состояние средневекового Рима стало своеобразным фоном для описываемых событий. К 1347 году великая столица античности превратилась в жалкие руины. Это был город зданий без стен, арок без крыш, пьедесталов без статуй, фонтанов без воды, колонн без арок, город, в котором ступеньки вели из ниоткуда в никуда. С полумиллиона – а, возможно, и больше – жителей, во времена античности численность населения упала до жалких тридцати пяти тысяч, и средневековые римляне, не имея каких-либо других средств поддержки, выживали, разрушая разлагающийся город [362] Кристофер Хибберт, Rome: The Biography of a City (Нью-Йорк: Viking Press, 1985), с. 92. . Богачи воровали мрамор и кирпич с имперских руин, чтобы возводить мрачные замки и суровые башни, бедняки – чтобы строить свои зловонные лачуги [363] Бишоп, Petrarch and His World , с. 119. . Даже великолепные дворцы на Палатинском холме, бани Диоклетиана и базилика Юлия были уничтожены, а их разрушенные части брошены в печи для производства извести. Материалы, которые римляне не могли использовать сами, они с радостью продавали другим. Многие крупнейшие соборы Италии и даже Вестминстерское аббатство в Лондоне были частично построены из обломков имперских зданий. Летом по утрам средневековые туристы все еще могли видеть женщин с тюками на головах, спешащих через мост Святого Ангела, и рыбаков, склонившихся над своими ловушками и сетями для рыбы на берегу Тибра. Но дальше, за рекой, теперь зловонной и грязной, и центром города, где бедняки жили на улицах настолько узких, что лучи послеполуденного солнца никогда не попадали на черепичные крыши, были только бугристые луга, разрушенные здания и пастбища для коров, простиравшиеся вдоль стены Аврелиана, границы старого имперского города [364] Там же, с. 122. .

Жизнь на римских улицах была в таком же упадке, как и физическое состояние города. Средневековая Италия, находящаяся в состоянии «войны против всех», погрязла в организованной преступности. Правящий класс Рима – великие аристократические семьи, такие как Колонна и Орсини, – вели постоянные войны друг против друга, а жестокость знати порождала и жестокость низших слоев населения: уличных грабителей и хулиганов. В 1309 году, когда папство, последний бастион муниципальной власти, сбежало, в надежде спастись, из Авиньона, гражданский порядок полностью рухнул. Когда «некому было править», писал один современник, драки и грабежи стали повседневным явлением. «Насиловали монахинь и даже детей, жен вытаскивали прямо из супружеской постели. Рабочих, направлявшихся на работу, грабили прямо у ворот города. Священники превратились в доносчиков, проявление пороков оставалось безнаказанным. Существовал только один закон – закон меча» [365] Грегоровиус, History of the City of Rome , с. 245. .

Приход к власти Колы ди Риенцо, самозваного спасителя истекающего кровью Рима, объяснялся отчасти его гражданским патриотизмом, отчасти личным мотивом (сподвижник Колонны убил брата Колы), а отчасти романтическим настроем, вызванным постоянным перечитыванием Сенеки, Ливия и Цицерона. Иногда после изучения трудов великих древних философов юный мечтательный Кола стоял в сумерках посреди коровьего пастбища и, рассматривая полуразрушенную колонну или арку, удивлялся вслух: «Где те старые добрые римляне? Где их высокая нравственность? Если бы я только мог вернуться в то время, когда эти люди находились на пике своего развития». Не имея машины времени, Кола сделал следующее лучшее: он придумал сказочную версию самого себя. Задолго до того как прославиться, он стал подписываться как Кола ди Риенцо, «римский консул и единственный легат народа, сирот, вдов и бедняков» [366] Там же, с. 270. . Он начал рассказывать людям, что является незаконнорожденным сыном немецкого императора Генриха II, соблазнившего его мать-трактирщицу во время визита в Рим.

Впервые Кола привлек к себе внимание общественности в 1343 году, когда посетил Авиньон. К тому времени он был нотариусом – одна из немногих профессий, доступных для бедных, но смышленых мальчиков, – и достаточно преуспел, поскольку его назначили членом важной коммерческой делегации. Чтобы возродить туризм в Риме, в котором отсутствовали папа и закон, муниципальные власти хотели, чтобы Климент объявил 1350 год юбилейным годом и предложил паломникам, которые приедут в город, особую снисходительность – прощение грехов. Подобный праздник в 1300 году привлек более миллиона туристов. Однако, когда делегация встретилась с папой, Кола воспользовался случаем, чтобы высказать резкое осуждение римской знати и творимого ими беззакония. Его коллеги-делегаты были в ужасе от этой вспышки гнева и попытались заставить его замолчать, но Климент, известный тем, что назвал римскую знать «конокрадами, убийцами, бандитами и прелюбодеями», был впечатлен пылким молодым нотариусом. Перед тем как покинуть Авиньон, он предоставил Колу покровительство папы и дал ему новый титул – Ректор Рима.

Во время того же визита Кола также встретился с поэтом Петраркой, еще одним энергичным мечтателем и мастером интриги, который уже завоевал сердца значительной части читающей Европы, пытающейся угадать настоящее имя загадочной женщины, которая появлялась в его любовных стихах, – прекрасной Лауры.

«Вы говорите, что я выдумал Лауру, чтобы было о чем поговорить и чтобы все говорили обо мне» [368] Там же, с. 68. , – писал Петрарка другу, который, как и многие другие – при жизни поэта и позже – считал ее искусной выдумкой искусного выдумщика. Но таинственная женщина в стихах была вполне реальной. Ее полное имя было Лаура де Сад, и она была связана узами брака с предком печально известного в восемнадцатом веке маркиза де Сада, и Петрарка любил ее так же глубоко и искренне, как писал в своих стихах, хотя, возможно, его любовь не была такой уж целомудренной. У него были дети минимум от двух других женщин [369] Там же, с. 64. .

Мировая знаменитость, Петрарка обедал в кругу членов аристократической семьи Колонна, прогуливался по пляжам Неаполя с прекрасной королевой Джованной, бывал на аудиенциях с Климентом VI – если бы в четырнадцатом веке издавался журнал People , то этот поэт с прозрачно-голубыми глазами непременно оказался бы на обложке под заголовком «Сказочный Франческо!». Обычно нотариусы низкого происхождения не представляли интереса для знаменитого поэта, но, поскольку он разделял сожаление Колы о былом величии Рима, мечтательный Петрарка был увлечен смелой манерой поведения ди Риенцо. После их первой встречи поэт обратился к своему новому герою в письме: «Когда я думаю о нашем искреннем, честном разговоре, меня всего будто охватывает огонь, словно из самой моей глубины наружу вырывается истина» [370] Там же, с. 257. .