Джон Келли - Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья

Нововведения коснулись и медицинской профессии, которая, как и церковь, после чумы значительно растеряла свой авторитет. Одним из них стал больший упор на практическую, клинически ориентированную медицину. Были отмечены рост влияния практикующего хирурга и снижение авторитета врача с университетским образованием, который прекрасно разбирался в трудах Аристотеля, но ничего не смыслил в грыжах и заусенцах. Труды по анатомии также стали более точными, поскольку вскрытия стали проводиться все чаще. В новых медицинских школах акцент сместился в сторону практики.

Эти изменения помогли подготовить почву для того, что сегодня называют научным методом. После Черной смерти врачи, вместо того чтобы делать о болезни философские выводы, все чаще стали сначала выдвигать теорию, затем проверять эту теорию на соответствие наблюдаемым фактам и тщательно анализировать результаты, чтобы увидеть, подтверждают ли они теорию.

В эпоху после Черной смерти больница как учреждение стала приближаться к своей современной форме. До чумы главной целью госпиталя была изоляция больных – их просто удаляли из общества, чтобы они не раздражали здоровых людей и не заражали их. «Когда больной попадал в больницу, с ним обращались так, словно он уже умер, – говорит профессор Готфрид. – Его имуществом распоряжались по своему усмотрению, а во многих регионах даже проводилась квазизаупокойная месса по его душе» [850] Готфрид, The Black Death , с. 121. . После чумы в больницах, по крайней мере, стали пытаться вылечить больных, хотя любой пациент, которому посчастливилось выйти из больницы позднего Средневековья выздоровевшим, вероятно, был обязан скорее хорошим генам и удаче, чем лечению. Одним из примечательных нововведений, появившихся после Черной смерти, была система распределения больных по палатам: пациентов с похожими заболеваниями теперь стали размещать вместе. Больные с переломами костей помещались в одну палату, с дегенеративными заболеваниями – в другую.

Черная смерть также сыграла важную роль в зарождении общественного здравоохранения. Одним из первых нововведений в этой области был муниципальный совет по здравоохранению, такой, как, например, во Флоренции и Венеции, учрежденный в 1348 году для надзора за санитарией и захоронением умерших. Позже структура советов станет более сложной. В 1377 году Венеция установила первый общественный карантин в своей адриатической колонии Рагуза (Дубровник). Лазарет, или чумной дом, созданный флорентийцами, был еще одним ранним достижением системы общественного здравоохранения. Это была отчасти больница, отчасти дом престарелых и, что случалось нередко, отчасти тюрьма.

После Черной смерти в Европе стали развиваться новые идеи о том, как именно распространяется болезнь. Вероятно, не случайно, что первая системная теория заражения была разработана Джованни Фракасторо, практикующим врачом системы общественного здравоохранения из Флоренции [851] Херлихи, Black Death and the Transformation of the West , с. 72. .

Чума изменила систему средневекового высшего образования. При Кембридже были основаны четыре новых колледжа: Гонвилл-холл в 1348 году, Тринити-холл в 1350 году, Корпус-Кристи в 1352 году и Клэр-холл в 1362 году, а Оксфорд создал две новые школы: Кентербери и Нью-колледж. После Черной смерти во Флоренции, Праге, Вене, Кракове и Гейдельберге тоже появились новые университеты. Часто в уставах школ была отражена причина их вынужденного учреждения. Многие уставы упоминают, что после чумы наблюдались упадок системы образования и нехватка священников-наставников, что и послужило причиной основания этих школ [852] Там же, с. 70. .

Долгий век высокой смертности, последовавший за средневековой чумой, также оказал глубокое влияние на религиозные чувства людей. Они стали стремиться к более тесным личным отношениям с Богом. Одним из проявлений нового настроения стало то, что профессор Норман Кантор назвал «приватизацией христианства» [853] Норман Ф. Кантор, In the Wake of the Plague: The Black Death and the World It Made (Нью-Йорк: Free Press, 2001), с. 205. . Частные часовни, которые всегда были обычным явлением среди знати, теперь могли позволить себе зажиточные купцы, семьи, ведущие свое собственное дело, и даже ремесленники, которые начали строить их через свои ремесленные гильдии. Еще одним проявлением «приватизации» была растущая популярность мистики. В эпоху «внезапных, необъяснимых трагедий» многие люди стремились создать свой собственный, частный канал связи с Богом.

По мере усиления религиозных чувств завещания богачей стали все больше напоминать отчеты о деятельности целых корпораций. Немногие отваживались так глубоко проникнуть в «божественную» сферу, как сэр Уолтер Мэнни, чьи добрые дела включали покупку лондонского кладбища и строительство часовни на одном из его акров, где монахи могли молиться за умерших от чумы. (В более поздней своей версии эта часовня стала одной из самых известных достопримечательностей Лондона – Чартерхаусом.) Однако редко какой богатый человек умирал, не оставив достаточно денег, чтобы оплатить молитвы, которых хватило бы на несколько жизней, за упокоение своей бессмертной души.

Подъем религиозных чувств сопровождался все более глубоким разочарованием в церкви. В период величайшего общественного кризиса Средневековья Церковь оказалась неэффективной, как и все другие институты средневекового общества. Кроме того, она потеряла многих из своих лучших священников, а те, кто выжил, часто вели себя так, что только позорили религию. В 1351 году, когда первая волна чумы пошла на убыль, один критик написал резкое обвинение в адрес духовенства. «Что вы можете проповедовать людям? – спросил он. – Скромность? Но вы сами так гордитесь собой, так высокомерны и любите пышность. Бедность? Но вы самые скупые и алчные из всех нас. Целомудрие? Об этом мы просто помолчим» [854] Генри Чарльз Ли, History of the Inquisition of the Middle Ages , т. 1 (Нью-Йорк: Harper & Brothers, 1882–1888), с. 290. . Тем критиком был действующий папа Климент VI, человек, чье собственное отсутствие духовных интересов приводило в шок. В течение десятилетий после 1351 года посвящение в сан недостаточно хорошо обученных мальчиков – возраст рукоположения был снижен с двадцати пяти до двадцати лет – и совсем не подходящих для этой роли вдовцов еще больше подорвало репутацию духовенства. Как заметил Уильям Ленгленд в своей книге « Пирс Пахарь », единственной выдающейся характеристикой новобранцев-клерикалов, казалось, была алчность.