Паоло Сартори - Эксперименты империи. Aдат, шариат и производство знаний в Казахской степи

Перейдем к так называемому российскому варианту. Как и хивинский, он не был лишен противоречий и сложного переплетения тактик и интересов. Учитывая разнообразные местные трудности, сырдарьинские чиновники в своих письмах в Оренбург были склонны к балансированию между драматизацией происходящего и здравым смыслом в оценке ситуации. На наш взгляд, такое поведение не обязательно обусловливалось необходимостью подчеркнуть собственную беспомощность в сложной фронтирной обстановке или поставить более широко под сомнение действия имперского центра. Скорее это была обычная лингвистическая стратегия, призванная воздействовать на своих руководителей в том контексте, который представлял наибольшую выгоду автору бумаги. Так, в октябре 1858 г. командующий Сыр-Дарьинской линией А. Л. Данзас обрушивает на своего начальника в Оренбурге А. А. Катенина (оренбургского и самарского генерал-губернатора) ряд эмоциональных писем с нареканиями в адрес российской центральноазиатской политики. В письме от 7 октября для придания большего эмоционального окраса А. Д. Данзас сравнивает действия империи в районе Сырдарьи с водным потоком, который распространяется хаотически и так же незаметно исчезает, как и появляется, не принося пользы ни себе, ни окружающим: «Мы же, как выразился один русский публицист, ширимся как вода по ровной плоскости, стереть и ничего не останется. Если не было средств занимать Сыра, не к чему было бессознательно проникать в этот край; если край этот нужен, то следовало занимать его не на фу-фу или, надеясь, что авось как-нибудь изворотимся, что мы, мол, умные, а там все дураки» [555] О слухах и событиях в Средней Азии. С. 363. .

Всего через два дня А. А. Катенину отправляется еще одно письмо — менее эмоциональное и провокационное, чем предыдущее. В нем А. Д. Данзас поддерживает решение оренбургского и самарского генерал-губернатора, которое, несмотря на свою внешнюю политическую несообразность, по сути не может быть иным, учитывая конкретные обстоятельства сырдарьинского фронтира. В письме говорилось: «…все прикочевавшие из кокандских пределов киргизы прибыли не на временное кочевание в наши пределы, а на подданство России; но так как они не пожелали кочевать на реках Сарысу и Чу, а близ форта Перовский не доставало им удобных мест, то они, пользуясь разрешением вашего превосходительства, откочевали и откочевывают снова в кокандские пределы» [556] Там же. С. 367. .

Анализируя этот текст, следует указать, что риторика о «цивилизационной миссии» империи, призывы защитить казахов от «налогового бремени» со стороны Хивы и Коканда, а также другие мотивы официального дискурса по поводу продвижения России в Центральную Азию, на которые мы обратили внимание в начале этой главы, утрачивают злободневность при столкновении с чередой местных обстоятельств. Очевидно, что особенности хозяйственной деятельности казахов, тесно связанной с природно-климатическими условиями, играли более важную роль, чем политический контекст. Анализ динамики численности казахского населения в районе Сыр-Дарьинской военно-укрепленной линии показывает, что она не определялась продолжительностью пребывания там российских военных гарнизонов. Так, в 1857 г. на Сырдарье находилось 3853 кибитки казахов. Из них 2472 приходилось на долю игинчей — оседлых жителей (каз. ігінші — «пахарь, земледелец») и 1381 — на долю кочевников. В 1859 г. наблюдается другая картина — на Сырдарье уже 7944 кибитки. Однако на следующий год их стало меньше — 6777. Часть местного населения из‐за недостатка воды переместилась в более плодородные земли — в пределы Коканда и Хивы, а также ближе к Оренбургской линии [557] О слухах и событиях в Средней Азии. С. 567–568. .

Именно сюда, на сырдарьинский фронтир, после похода на Ак-Мечеть в августе 1853 г. И. Я. Осмоловский был назначен заведующим над кочующими вблизи форта Перовский казахами. С октября 1854 г. он становится управляющим всеми сырдарьинскими казахами, находившимися под контролем российской администрации [558] ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 7611. Л. 10 об., 11 об. Эта должность для И. Я. Осмоловского была важным шагом на пути к дальнейшему карьерному росту — он получил чин надворного советника (7-й класс по Табели о рангах), что соответствовало воинскому званию подполковника. См.: Там же. Л. 54 об. .

В июле 1854 г., спустя некоторое время после образования Сыр-Дарьинской линии, был подписан Высочайший указ об учреждении командования этим стратегическим рубежом империи на юго-востоке [559] ПСЗ РИ-2. Т. 39. № 28392. С. 679. . Через два года, 14 августа 1856 г., принимается к исполнению еще один важный документ — «Инструкция командующему Сыр-Дарьинской линией и пограничному чиновнику МИД» [560] Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 161. I–1. Оп. 781. Д. 96. Л. 96–107 об. Мы благодарим Д. В. Васильева за предоставление копии этого материала. До принятия Инструкции 1856 г. порядок управления на Сырдарье определялся на основе Предписания оренбургского и самарского генерал-губернатора В. А. Перовского начальнику сырдарьинских казахов И. Я. Осмоловскому (от 4 августа 1853 г.). См.: ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 6837. Л. 1–2. . Эти документы должны были в виде опыта в течение нескольких лет регламентировать вопросы управления территорией, которую пыталась контролировать Российская империя на Сырдарье [561] Хотя срок действия инструкции ограничивался пятью годами, она использовалась до утверждения Проекта положения об управлении Сырдарьинской областью в 1867 г. См.: Васильев Д. В. Россия и Казахская степь. С. 265; Материалы по истории политического строя Казахстана. С. 282–318. . Согласно замыслу В. А. Перовского, автора инструкции при участии чиновников ОПК В. В. Григорьева, В. Н. Плотникова и др. [562] ЦГА РК. Ф. 4. Оп. 1. Д. 107. Л. 298–301. , главные функции управления на Сырдарье находились в руках командующего линией и старшего чиновника МИД. Каждый из них имел небольшой штат сотрудников, в который входили офицеры, помощники, письмоводители и переводчики. Местное управление возлагалось в основном на казахских чиновников [563] Такое распределение функций, когда высшее управление принадлежит российским военным, включая политический и административный контроль, а низший уровень передается в руки местной элиты, характерно для военно-народного управления, утвердившегося на Северном Кавказе в 1860‐е гг. Как видим, отдельные элементы такой системы нашли отражение и на Сырдарье. См.: Ибрагимова З. Х. Военно-народное управление на Северном Кавказе (вторая половина XIX — начало XX вв.) // Военно-исторический архив. 2011. № 4. . Командующий линией и старший чиновник должны были сами подбирать кадры, доводя свои решения до сведения генерал-губернатора в Оренбурге. Бумаги И. Я. Осмоловского показывают, что империя на Сырдарье эффективно использовала свой прежний опыт кооптации местных элит. Здесь не только работала уже отлаженная система подотчетных людей [564] Эта система, основанная на подборе лояльных и надежных людей из местных элит, начинается во времена Московского государства. В случае Сырдарьи в нашем распоряжении есть подробные списки казахских чиновников, «заслуживающих особое внимание начальства», и наградные листы, которые составлялись И. Я. Осмоловским и его подчиненными. См.: ЦГА РК. Ф. 383. Оп. 1. Д. 79. Л. 12–37. , но и делались попытки использовать выгоды самой фронтирной ситуации, например гарантирование статус-кво казахской управленческой элиты, находившейся под контролем Хивинского и Кокандского ханств и сохранявшей при смене политического сюзерена значительную долю своих социальных и властных привилегий.