Паоло Сартори - Эксперименты империи. Aдат, шариат и производство знаний в Казахской степи

В 1840‐е гг. Российская империя активизирует усилия, связанные с завоеванием ряда территорий Центральной Азии. Одним из векторов этой политики был Мангышлак и нижнее течение Амударьи, вдоль русла которой в 1846 г. возводится Новопетровское укрепление (с 1939 г. — форт Шевченко) [527] Мангышлак 1847–1920 гг.: Сборник архивных документов / Сост. З. Ижанов. Алматы, 2016. С. 3–6. . Другое направление — это Заилийский край. Там в 1854 г. закладывается укрепление Верный (сейчас город Алматы, Республика Казахстан), а в 1855–1859 гг. организуются военно-разведывательные и научные экспедиции в районе озера Иссык-Куль и гор Тянь-Шаня [528] Абашин С. Н. и др. Центральная Азия в составе Российской империи. С. 72. . Одновременно с этим начинается продвижение вдоль нижнего и среднего течения Сырдарьи. В 1847 г. на берегу Аральского моря возводится Раимское (Аральское) укрепление. В 1848–1853 гг. в низовьях Сырдарьи строится Казалинский форт [529] В 1855 г. Раимское укрепление было перенесено на место Казалинского форта и названо фортом № 1. См.: Макшеев А. И. Путешествия по Киргизским степям и Туркестанскому краю. С. 123. . Дальнейшие шаги приводят к штурму в 1853 г. кокандской крепости Ак-Мечеть (сейчас это город Кзыл-Орда, Республика Казахстан) и созданию Сыр-Дарьинской военно-укрепленной линии [530] Кющеваля-Клареньи. Ход русских завоеваний в Средней Азии // Туркестанский сборник. Т. 359. СПб., 1883. С. 4–5. . В центре нашего внимания окажутся события и процессы (не столько военные, сколько социально-экономические, правовые, культурные), разворачивавшиеся в непосредственной близости к этому стратегическому объекту в период между 1853 и 1864 гг.

Чтобы определить место сырдарьинского региона в контексте имперской политики, следует разобраться с некоторыми общими вопросами: почему империя стремилась к завоеванию Центральной Азии? Была ли эта политика спланирована или же она носила стихийный характер? Изучая эти проблемы, многие из современных историков приняли на вооружение взгляды исследователей иного рода — колониальных деятелей и ориенталистов, принимавших непосредственное участие в описываемых событиях. Поэтому экономические расчеты империи были признаны в качестве одного из ключевых мотивов продвижения в Центральную Азию. Они включали в себя необходимость уменьшить расходы на провоз товаров до Бухары, перевести всю торговлю из Бухары на берега Сырдарьи, а Оренбург сделать главным складочным местом товаров, открыть возможности судоходства по Аральскому морю и Сырдарье, проложить путь российским купцам в Китай через Яркенд [531] См.: Григорьев В. В. Среднеазиатские дела. М., 1865. С. 68–69. На мнение В. В. Григорьева, в частности, опирается современный исследователь Е. А. Глущенко. См.: Глущенко Е. А. Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования. М., 2010. С. 64–65. . Не менее популярным доводом, объясняющим захват новых территорий, было сведение имперской политики к освободительной миссии, призванной защитить подданных-казахов от набегов враждебных соседей — жителей Хивинского и Кокандского ханств [532] См. об этом: Грен А. Н. Заметки об укреплениях в Оренбургском крае и на Сыр-Дарьинской линии в особенности. СПб., 1861. С. 8–9. К аналогичным выводам приходит М. Ниязматов. См.: Ниязматов М. Россия на Востоке: противостояние великих держав (XIX в.). СПб., 2014. С. 495. . Сводя таким образом завоевание Центральной Азии к набору разнообразных факторов и некоему хаотическому восприятию действительности со стороны разных имперских инстанций, некоторые исследователи пытаются оставить без ответа вопрос, было ли завоевание Центральной Азии спланировано или сопровождалось только самостоятельными действиями русских генералов [533] О. В. Боронин подчеркивает, что невозможно дать ясный ответ на вопрос о том, «явилось ли завоевание Центральной Азии самостоятельностью русских генералов или это была дипломатически завуалированная политика российского правительства». Однако эта его формулировка вступает в некоторое противоречие с другой: «несмотря на заявления МИДа и миролюбивый пафос правительственных кругов в Петербурге, Российская империя в итоге не уступила никому ни пяди завоеванных центральноазиатских земель». См.: Абашин С. Н. и др. Центральная Азия в составе Российской империи. С. 67–68. . Конечно, личные амбиции и непоследовательность решений — это характерные черты колониальной ситуации. Однако сложно согласиться с тем, что бюрократические противоречия не позволяют найти каких-либо закономерностей в имперской политике и затрудняют целостное восприятие местных событий. Учитывая эти соображения, мы стремимся показать, что ситуация на Сырдарье, несмотря на временную неопределенность [534] Возможно, речь могла идти и о стратегической неопределенности, которая являлась действенным механизмом в ходе выстраивания колониальных отношений между Санкт-Петербургом и центральноазиатскими ханствами. См.: Абдурасулов У., Сартори П. Неопределенность как политика: Размышляя о природе российского протектората в Средней Азии // Ab Imperio. 2016. № 3. С. 118–164. , не противоречила общим задачам империи по завоеванию Центральной Азии. Хотя стратегические планы в ходе столкновения с местными обстоятельствами часто утрачивали актуальность и в методах и подходах по управлению территорией чиновникам приходилось действовать по-разному, контроль над происходящим со стороны высших правительственных ведомств не ослабевал [535] Так, в 1858 г. оренбургский и самарский генерал-губернатор А. А. Катенин настаивал на реализации «твердой политики» в Центральной Азии. Он выступал за соединение Сыр-Дарьинской и Сибирской военно-укрепленных линий, создание Арало-Каспийской флотилии, захват кокандских крепостей и городов Джулек, Яны-Курган, Туркестан, Ташкент. Однако в Санкт-Петербурге большинство из этих предложений были признаны несвоевременными и отвергнуты. См.: Глущенко Е. А. Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования. С. 67. . С этой точки зрения следует согласиться с Александром Моррисоном, который считает, что продвижение Российской империи в Центральную Азию нельзя называть стихийным процессом или экономическим расчетом. Несмотря на то что не существовало официально одобренного плана военной кампании, инициатива завоевания региона исходила от Санкт-Петербурга, а местные военные деятели, учитывая нечеткость правительственных указаний, приступили к самостоятельному планированию графика наступления [536] Morrison A. Introduction: Killing the ‘Cotton Canard’ and Getting Rid of the ‘Great Game’. P. 1–11. .