Стивен Коткин - Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000

Но интеллектуально — если не эмоционально — Путин не меньше, чем Медведев, чувствовал, что для того, чтобы остаться на плаву, страна должна быть выведена в постпутинскую эру. На самом деле именно он и должен был стать тем человеком, который проводил бы скорректированный курс в жизнь из своего кабинета на четвертом этаже Белого дома. Может быть, в этом и заключался один из вариантов долгожданной административной реформы: наличие авторитарного руководителя наконец позволило правительству быть напрямую ответственным за свою политику. Властный премьер-министр в России — освященная веками панацея (достаточно вспомнить Витте и Столыпина при Николае II, даже Косыгина при Брежневе), которая, однако, получила в случае с Путиным новый оборот. Президентство Медведева, кажется, дало бывшему президенту возможность не только остаться у власти, но и по-новому взглянуть на произведенное своими руками, восстановив баланс между либералами-рыночниками (подобными новому президенту) и жесткими государственниками.

Россия перестала быть униженным и неудачливым мальчиком для битья, так что в США и Великобритании широкое распространение получили идеи о новой холодной войне. Одни комментаторы вообразили, что основанные на топливных ресурсах претензии России на международное значение (ведь, в конце концов, Россия унаследовала более 90 % советского нефтегазового производства и располагала самыми богатыми в мире запасами нефти, газа и угля) — тонкий маневр КГБ, другие сочли их просто необоснованной глупостью. Однако обе эти взаимоисключающие точки зрения были ошибочны. В той мере, в какой Россия действительно приобрела некоторый престиж и геополитическое влияние, это стало результатом ее общих экономических достижений, а также ее географических и исторических преимуществ. Россия — очень большая страна, располагающаяся на стратегически важном сопряжении Ближнего, Среднего Востока и Европы. Ее глубокая и богатая культура повлияла на весь остальной мир; помимо прочего, Россия как постоянный член Совета Безопасности ООН располагает в нем правом вето. Полезные ископаемые были не спасением России, а чем-то вроде проклятия, лишая ее возможности диверсифицировать экономику и создать сколь-нибудь реальную демократическую систему. Залежи нефти и газа никогда не помогали ей и владычествовать над миром. Скорее они могли подтолкнуть крупнейших мировых потребителей энергоресурсов к серьезному поиску альтернативных источников энергии. Россия между тем поддалась искушению и добровольно взяла на себя химерическое бремя «энергетической сверхдержавы», потакая имперской ностальгии, от которой российской элите никак не удавалось избавиться.

Газпром и Роснефть, остававшиеся компаниями, большей частью которых владело государство, столкнулись с колоссальными проблемами. Газпром представлял собой настоящее государство в государстве со своими банком, авиакомпанией, телеканалом, пятой по размерам нефтяной компанией страны, а также запасами газа, более чем вдвое превышающими запасы Ирана, следующего по этому показателю за Россией. Однако начиная с 1999 года объем добычи газа в России оставался на одном уровне. Разведанные месторождения истощались, а новые находились в районах с самым суровым в мире климатом. Возросшая мировая цена на газ в конце концов сделала колоссальные инвестиции в эти районы коммерчески оправданными, однако до их освоения должны пройти еще годы [198] «Будущее российской газовой промышленности, — писал ведущий зарубежный эксперт по этой теме, — будет гораздо более сложным, чем прошлое, и оно ставит компанию перед трудным выбором» — Stern J. P.  The Future of Russian Gas and Gazprom. Oxford, 2005. Р. 58. См. также книгу: Панюшкин В., Зыгарь М. Газпром: новое русское оружие. М., 2008. Стерн уже давно обратил внимание на то, что крупные поставки на азиатский и американский рынки в лучшем случае ожидают Газпром в будущем. . Вдобавок в том, чтобы быть государственной компанией, есть свои минусы — например, обязанность продавать газ по сниженным ценам российским предприятиям и домовладельцам [199] В 2007 году за 1 тысячу куб. футов газа российские домохозяйства платили примерно 45 центов, тогда как в Евросоюзе цена колебалась от 4,5 доллара в Финляндии до 20 в Дании. В связи с инаугурацией Медведева Россия объявила о резком повышении внутренних оптовых цен на газ с целью выровнять их к 2011 году с мировыми. В то же время, чтобы высвободить больше газа для экспорта, российские власти также настойчиво продвигали в качестве внутренних источников энергии уголь и атомное топливо. . Газпром также был пожираем настоящей трубопроводной лихорадкой. Какие бы политические преимущества ни обещало дать строительство новых газопроводов, прокладка так называемого Северного потока по дну Балтийского моря, а Южного — по дну Черного стала астрономически дорогой и экологически сомнительной. А ведь новые трубопроводы, как и запланированную линию до Китая, надо еще чем-то наполнять. Газпром уже и так был крайне обременен долгами (отношение задолженности к активам составляло у него более 20 % по сравнению с менее чем 4 %, например, у Exxon Mobil). Огромные задолженности давили и на Роснефть, которая превратилась из потенциальной жертвы в хищника (не став объектом приватизации в ходе знаменитых залоговых аукционов, она сама использовала похожую схему «акции в обмен на кредит» для экспроприации ЮКОСа) [200] Несмотря на бесконечное обсуждение возможной прокладки трубопровода от Тайшета в Западной Сибири до границы с Китаем и далее до Находки, в 2008 году Россия экспортировала в Азию лишь 3 % от экспорта своей нефти (по железной дороге). . Нефть и газ вообще стали для российской власти неумолимым тестом на умение принимать правильные решения, а также — в геополитическом смысле — на понимание всеобщей взаимозависимости. Когда Россия отрезала Украину от поставок газа в 2006-м, разве убедило это Евросоюз — самого важного импортера российского газа, в том, что она надежный партнер?

Общий объем российской экономики, едва достигший в 2008 году одной десятой экономики США, не давал оснований для глобальных претензий. В будущем Соединенные Штаты и Евросоюз, возможно, будут иметь примерно по четверти общемирового валового продукта, а Китай — восьмую часть. России же, даже если ее экономический рывок продолжится, вряд ли приходится рассчитывать более чем на двадцатую часть мировой экономики. Один из российских квазиальянсов, основанная в 2001 году Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) со штаб-квартирой в Пекине, в которую входили также Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Узбекистан и Китай, напоминал компромиссное соглашение, удобное для стран, относящихся друг к другу с подозрением. Россию нельзя назвать союзником ни Китая, ни США; не является она и членом Евросоюза. Всеми ими она воспринимается одновременно как возможный партнер и как потенциальный противник. Действительно, России порой удавалось раскалывать и обходить Евросоюз, делая ставку на двусторонние связи с отдельными его членами, в частности с Германией и Италией. И хотя Лондон, где живут более четверти миллиона россиян, жизненно важен для глобальных экономических операций российских компаний, они, если понадобится, могут перенести свой бизнес, скажем, на гонконгскую биржу. Но несмотря на все это, Россия все же остается державой, пребывавшей в одиночестве.