Михаил Медведев - Император Павел Первый и Орден св. Иоанна Иерусалимского в России

Безусловно, в этом случае власти приората и Ордена превышали свои полномочия и входили в непозволительное противоречие с уставными правилами. Едва ли юридически корректным было и принятое англо-баварским языком расширенное толкование пожалования Пия VI. Однако существенно, что описываемые нарушения были унаследованы, а не инициированы Павлом I как великим магистром. Не менее существенно и то, что права рыцарей-некатоликов возводились (пусть не всегда вполне корректно) к папским пожалованиям. Это еще раз показывает, что Преимущественнейший император не вырывал Орден из церковного контекста.

Аномалии, порожденные кризисной обстановкой и доставшиеся Павлу как великому магистру от предшественников, были им сохранены и преумножены. Однако император не сделал никаких шагов, придающих этим множественным исключениям характер нормы. Да, во время его правления количество и роль не монахов в Ордене выросли беспрецедентно. Но все же это имело характер смягчения дисциплины ввиду временных, чрезвычайных обстоятельств: гибели нескольких приоратов, потери Мальты, «привыкания» к России. За обмирщением орденской общины в этот период стояло церковное снисхождение к житейским нуждам, икономия. О временном положении установившихся исключений говорит и поведение российских ветвей Ордена после гибели Павла I.

Одним из ярких примеров секуляризации Ордена историки считают обычно превращение католической рыцарской общины в межконфессиональный союз во главе с православным человеком. Предполагается, что духовное единство братьев-монахов в такой ситуации подменялось политическим. В действительности же существование межконфессионального российского приората не являлось препятствием для возвращения Ордена к его монашеским истокам. Трудно представить себе, что в контексте церковной культуры эпохи Павла I над вступающими в Орден рыцарями православного исповедания стали бы совершать обряд пострижения. Тем не менее не было ничего невозможного в принесении этими рыцарями трех традиционных обетов (послушания, бедности и безбрачия) и в принятии ими орденских уставных ограничений. Благотворительно-военная специфика ордена полностью позволяла бы католику исполнять обет послушания по отношению к православному и наоборот. Этот же путь был в принципе открыт и для иных христианских конфессий (армян-григориан, лютеран и т. д.) в составе некатолического российского приората.

Для рубежа! XVIII и XIX веков такая перспектива была вполне утопической. Она не согласовывалась ни с реальными взаимоотношениями конфессий, ни с религиозно-политической ситуацией в Российской империи. Но именно такая перспектива явственно следует из тех законов и норм, по которым Орден существовал при Павле, из тех реформ, которые он проводил, — а взгляды Павла I на церковь несомненно были отмечены утопизмом. Ему, твердому в православии, глубоко импонировали духовная открытость, религиозное сотрудничество через конфессиональные барьеры, апелляция к христианскому единству. Знаменитые заявления Павла о том, что он близок к католицизму, говорили не о конфессиональных колебаниях императора, а о его понимании природы церковных разделений. [40] Annales de L’O. S. M. de Malte. Jul.-Sept. 1961. P. 92–94. Сотрудничество христианских конфессий, каким оно виделось Павлу, должно было ориентироваться не на утрату специфики, религиозной сущности участников, а на раскрытие еще не изжитой в расколах духовной общности. Одним словом, взгляды Павла I были ярко экуменическими — в том смысле, в каком это слово употребил бы полтора столетия спустя папа Иоанн XXIII.

«Экуменизацию» Ордена при Павле часто рассматривают как выведение иоаннитского союза из-под какой бы то ни было духовной и канонической юрисдикции, а такие горячие головы, как Туре-Пишель, даже распространяют эту формулу на допавловский период. [41] Picket T. History of the Sovereign Order of Saint John of Jerusalem. Shickshinny, 1957. P. 50–51. Эти воззрения абсолютно нереалистичны: они просто не соответствуют очевиднейшим фактам. Ближе к истине был активный соавтор реформ нунций Лоренцо Литта, расценивавший российские нововведения как ведущие к образованию двух разных, лишь формально-юридически связанных структур, существующих в различных духовных иерархических системах, — основной части Ордена и его русской ветви. [42] Annales… p. 307. По сути дела Литта уподоблял изменения в Ордене аналогичным уже упоминавшимся установлениям великого магистра Пинто де Фонсеки в отношении брандебургских протестантов. Весьма вероятно, что позиция Литты (не способная, кстати, объяснить присутствие некатоликов в общеорденской администрации) отражала стереотип рассуждений, характерных для многих ветеранов Ордена. Но сам августейший автор реформ и нововведений понимал их совершенно иным образом; об этом позволяет судить хотя бы та настойчивость, с которой он добивался от Пия VI, а затем от Пия VII, признания своего магистерского сана. [43] Несколько фактов; письмо от 14 декабря 1798 года, которым Павел извещал папу о своем избрании на магистерство, но не называл себя при этом магистром, ожидая, согласно орденской традиции, одобрения Рима; попытка грубого давления на Рим весной 1799 года (закрытие петербургской нунциатуры, затруднение контактов русских католиков с папой) в ответ на отказ Пия VI признать низложение Гомпеша и магистерство Павла I; столь же грубое давление на Гомпеша, приведшее к его отречению; стремление императора, несмотря на эти меры, сохранить активные и даже дружеские сношения с папой через аудитора бывшей нунциатуры аббата Бенвенути, при этом настаивая на признании своего магистерства; декларации Павла I о готовности оказать гостеприимство Пию VII (ранее убежище предлагалось Пию VI), о необходимости «союза религий» и т. д., адресованные папе через отца Грубера и герцога де Серракаприола в 1800 году, — обо всем этом шла речь при условии папского подтверждения орденского достоинства Павла I. Описанный М. Руэ де Журнелем, а также Щербовицем и Тумановым диало6 Императора с папами (категорически отказывавшими ему в признании предстоятельства) имел характер спора бурного и неотступного, особенно с российской стороны. По мысли Павла, Орден как духовное объединение членов разных конфессий был обязан войти в одновременное подчинение разным иерархиям на основе их согласия.

Сегодня смешанные духовные общины стали экклезиологическим фактом для основных христианских исповеданий; по большинству современников Павла I такое построение казалось абсолютно химерическим. Отсюда и убежденность многих авторов — как критиков, так и апологетов — в полном обмирщении тех частей Ордена, которые приняли реформы Павла, в полной подмене церковного начала политическим.