Джон Бушнелл - Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Вероятно, не меньшее число вотчинников подняли обычные выводные до необычных уровней. В куракинских владениях в 1770-х гг. вывод стоил 15 рублей — тот же уровень, что и у Орлова в эти годы; 10 рублей Куракины выделяли в общинную копилку, 5 брали себе [219] Семевский В. И. Крестьяне в царствование. Т. 1. С. 316; Коган Е. С. Волнения крестьян пензенской вотчины А. В. Куракина во время движения Пугачева // Исторические записки. 1951. № 37. С. 124. . В 1767 г. генерал Михаил Голицын, брат вице-канцлера Александра Голицына, послал Инструкцию в свое Троицкое имение в Пермской губернии, в которой женщинам разрешалось выходить замуж на сторону (при условии, что они не были наследницами своего двора) по уплате неуточнявшихся (то есть, по всей вероятности, обычных для этой местности) выводных [220] Сборник старинных бумаг, хранящихся в музее П. И. Щукина. M.: Тип. А. И. Мамонтова, 1897. Ч. 3. С. 337–338. . В 1789 г. он взял 10 и 15 рублей за вывод невест из его сулостской вотчины в Ростовском уезде и распорядился отдать эти деньги в приходскую церковь. В 1794 г. он истребовал по 50 рублей за каждую из двух девок, ушедших из его сулостской вотчины в замужество, и взял деньги себе. Во всех четырех случаях, по словам бурмистра, девки были такие бедные, что никто из своей вотчины не брал их в жены [221] ГИМ ОПИ. Ф. 14 (Голицыных). Оп. 1. Д. 3097. Л. 5, 14–14 об.; Д. 3101. Л. 1, 4, 8. . Возможно, Михаил Михайлович предпочитал держать крепостных женщин в своей вотчине, но готов был делать исключения и — к 1794 г. — получать от них свою выгоду.

В районе 1800 г. 100 рублей было типичным размером вывода, например в имении княгини Дашковой, Коротово в Череповецком уезде Новгородской губернии, а также в вотчинах Шишкиных и Орловых [222] Черты из жизни кн. Е. Р. Дашковой // Русский архив. 1864. № 5–6. Кол. 584; ГИМ ОПИ. Ф. 182. Оп. 1. Д. 8. Л. 202. . Выводные продолжали расти. Владимир Орлов-Давыдов (1809–1882), внук Владимира Орлова, в 1831 г. унаследовал некоторые орловские имения и семейное Уложение: он позволял женщинам выходить замуж на сторону за выводные, которые были выше и более стандартизированы, чем у деда [223] Тасева Г. Организация управления. С. 312, 330. К сожалению, Тасева не сообщает размер новых выводных. . Никита Панин (1801–1879), министр юстиции при Александре I и Николае I, получивший через жену другие вотчины Орлова, в том числе сидоровское и городецкое, позволял обмен невестами без выводных, отпускал девок замуж на сторону, беря за вывод свыше 200 рублей, и штрафовал незамужних взрослых женщин [224] РГАДА. Ф. 1274 (Панины и Блудовы). Оп. 1. Д. 1268. Л. 17 об., 28 об. — 30, 35–36 об. .

Из обширной документации, оставшейся от Глебовых-Стрешневых, видно, что с 1815 г. вплоть до отмены крепостного права женщины из их многочисленных вотчин в Ярославской, Костромской, Тверской, Владимирской, Псковской, Московской, Тульской, Орловской и Симбирской губерниях выходили замуж в чужие владения (и явно делали это и до 1815 г.) и соседи отвечали им тем же. В вотчинной переписке иногда отмечается, что Сидор, например, хочет отдать свою дочь замуж на сторону и считает нужным напомнить хозяевам, что он сам ранее приобрел невесту для сына из соседней вотчины. С 1815 г. и далее Глебовы-Стрешневы взимали выводные в размере 250 или 350 рублей, при этом по более высокой ставке брали с более зажиточных дворов и только в отдельных случаях ставка снижалась (до 225 рублей, например) для женщин из бедных дворов [225] ГИАМ. Ф. 1614 (Семейный фонд Глебовых-Стрешневых). Оп. 1. Д. 278. Л. 1, 28–28 об.; Д. 279. Л. 35–35 об., 46–46 об., 48–49, 54–55; Д. 281. Л. 2–2 об.; Д. 283. Л. 14–14 об., 55–56; Д. 288. Л. 4; Д. 288. Л. 75–76 об.; Д. 290. Л. 1–52; Д. 297. Л. 1–41; Д. 302. Л. 6–9. . Как и Владимир Орлов, многие владельцы крестьян понимали, что, устанавливая выводные на уровне или выше растущей рыночной цены бракоспособной крепостной девки, они не остаются в убытке, когда женщины выходят замуж в чужие владения.

К 1800-м гг. многие помещики были нацелены на извлечение максимума прибыли из замужества крепостных на сторону, и Шереметевы более откровенно, чем кто-либо. Из шереметевских отпускных грамот первой половины XVIII в. видно, что Петр Борисович (1713–1788) взимал тогда либо номинальный вывод, либо вообще никакого, а уже в инструкциях, разосланных по его многочисленным имениям в 1764 г., вывод устанавливался, в зависимости от зажиточности двора, на уровне 10, 20 или 30 рублей; 20 и 30 рублей значительно превышали тогдашнюю рыночную цену бракоспособной крепостной девки. Более того, если хозяйственная деятельность девкиного отца приносила больше 500 рублей в год, она не могла уйти без личного разрешения барина [226] Щепетов К. Н. Крепостное право. С. 269–285, полный текст, посланный в юхотскую вотчину; правила, касающиеся брака: Там же. С. 272, 274, 281–282. Точно такой же свод правил был в том же году послан в имение Шереметевых в Муромском уезде: Довназапольский M. Т. Материалы для истории вотчинного управления в России // Университетские известия. Киев. 1904. № 7. С. 79–96; 1905. № 8. С. 97–103. Относительно более раннего периода см.: Крепостные книги Ростовского уезда. РГАДА. Ф. 615. Оп. 1. Д. 9159. Л. 44 (1733); Д. 9177. Л. 17, 21, 23 об. (1750); Д. 9180. Л. 4 об. — 5 об., 12–12 об., 15 об. (1751). . Понятно, что в таких случаях он назначал особую цену.

Николай Петрович Шереметев, вошедший в наследство с 1788 г., поднял на следующий же год обычную ставку до 40, 80 или 120 рублей, а в 1790 г., как минимум в своих вотчинах на севере Центральной России, где многие из его крепостных занимались не сельским хозяйством, а ремесленным и торговым делом, — до 100, 150 или 200 рублей. В 1796 г. он объявил, что будет лично определять выводные для дворов, чье состояние перевалило за 1000 рублей. С другой стороны, в том же году он установил более низкий тариф для своих пахотных крестьян — 40, 80 и 120 рублей, а бедным дворам, по крайней мере в Вощажниковской вотчине Ростовского уезда, которые жаловались на бремя других поборов, разрешил рассчитываться пряжей и холстом. В 1800 г. он отменил плату натурой и — по меньшей мере в торговых селах — снизил денежную ставку для беднейших дворов до 50 рублей, подняв при этом до 200 рублей ставку среднезажиточным дворам с капиталом от 500 до 1000 рублей и оставив за собой решение, сколько брать с богатых дворов. В 1803 г. он увеличил выводные для пахотных крестьян до 100, 150 и 200 рублей; если бедный двор не мог собрать минимальной платы, им можно было все же выдать своих дочерей на сторону на взаимообразной основе, но только с его личного одобрения [227] РГАДА. Ф. 1287 (Шереметевы). Оп. 3. Д. 555. Л. 9, 11, 21, 49–50; Щепетов К. Н. Крепостное право. С. 78; Рубинштейн Н. Л. Сельское хозяйство России. С. 140; Прокофьева Л. С. Крестьянская община в России во второй половине XVIII — первой половине XIX в. (на материалах вотчин Шереметевых). Л.: Наука, 1981. С. 48–49. . Когда же богатейшие дворы выдавали своих дочерей в чужие руки, ему случалось в отдельных случаях истребовать тысячи рублей. По вступлению в наследство в 1809 г. Дмитрий Николаевич Шереметев сохранил ту же шкалу расценок и ту же прерогативу определять размер платы для особо богатых [228] К вопросу об очень высоких ставках выводных: Гарелин Я. П. Город Иваново-Вознесенск, или бывшее село Иваново и Вознесенский посад. Шуя: Тип. Я. И. Борисоглебского, 1884. Гл. 1. С. 111; Рубинштейн Н. Л. Сельское хозяйство России. С. 140; Прокофьева Л. С. Крестьянская община. С. 49. По ставкам Дмитрия Николаевича: РГАДА. Ф. 1287. Оп. 3. Д. 791. Л. 1–8 (1821); Д. 1217. Л. 18 (1834); Д. 1837. Л. 1–4 (1848); Dennison T. The Institutional Framework of Russian Serfdom. Cambridge: Cambridge University Press, 2011. Р. 74. .